Пустошь (СИ)

– Саске, – устало вздохнул мужчина, вглядываясь в непроницаемые чёрные глаза, – твой мозг не выдержит нагрузок. Тебе нужно сбить боль…

– Нет, – ещё твёрже отказался тот. – Я сам…

– Почему ты противишься лечению?!

Что-то внутри Орочимару начало ломаться. Нет, ему не было жаль этого парня, ему не было дело до того, как долго прослужит тому его мозг, насколько хватит сил, чтобы не покончить с собой из-за постоянных приступов. Ему не было дела до всего этого. Он просто поступал так, как было предначертано действовать врачам: советовал, уговаривал, пытался воззвать к здравому смыслу. Алгоритм, заученный за многие годы практики, сейчас, казалось, начинал осыпаться осколками, разбиваясь о стену отказа, отчуждения и упрямства.

– Ты никому лучше этим не сделаешь, – внятно проговорил доктор, глядя в глаза парня. – Ты сойдёшь с ума раньше весны…

– Я не сойду с ума, – упрямо и вполне трезво заявил Учиха, вглядываясь в лицо мужчины. – Ни ты, ни она не сможете меня заставить…

– Она? – нахмурился Орочимару. – Саске… мы здесь вдвоём.

Кажется, части головоломки начали становиться на свои места. Картина заполнялась, и теперь мужчина осторожно отпустил руки Учихи, заинтересованно вглядываясь в его лицо. Что это? Что за явление перед ним? Понятно было лишь одно – Саске уже столкнулся с галлюцинациями зрительными, слуховыми…

– Оставьте меня в покое, – устало попросил Учиха, сам опускаясь на кровать и закрывая уши руками. Он зажмурился, опустив голову. – Просто уйдите.

Орочимару покачал головой, внимательно оглядывая сгорбившееся тело.

Время было безжалостным ко всем… и сейчас то, что казалось так надёжно спрятанным, проступало наружу. Слишком тонкие запястья, слишком выступающий позвоночник, заострившиеся скулы и отстранённый взгляд. Саске будто уже не было здесь: только дряхлая и хрупкая оболочка, кокон, который остался после своего хозяина и вот-вот рассыплется трухой, стоит к нему прикоснуться.

Эту стадию доктор знал, но не думал, что она наступит так быстро.

Где же попытка договориться, где же то, что обычно врачи называют периодом «сделки», когда больные на всё готовы, свято веря, что переход на овощи, ежедневные молитвы и жизнь праведника вернут им здоровье, продлят срок…

Да. Здесь он бессилен.

– Отдыхай, – тихо сказал Орочимару, впервые за много лет, кажется, пребывая в странном рассеянном состоянии, когда мозг пытается ухватиться за предоставленные отголоски информации, но те водой утекают меж пальцев.

Сказав это, мужчина осторожно прикрыл за собой дверь, направляясь в свой кабинет. Зайдя в небольшую комнатку, пахнущую книгами, тот достал из кармана сигареты и задумчиво взглянул на никотиновую палочку.

– Так быстро, – одними лишь губами проговорил он, усаживаясь за стол и открывая чёрную папку.

Болезнь имеет лицо. Каждая. Она имеет характер… личность…

У кого-то она вяло течёт, медленно играя со своей жертвой, словно кошка с поймавшейся мышкой. Наслаждается процессом, упивается чужой болью и растёт, крепнет от чужих страданий.

У кого-то болезнь проходит незаметно. Слишком быстро, чтобы больной мог что-либо осознать. Как правило, в таких случаях диагноз подтверждают лишь после смерти пациента.

А у кого-то…

Орочимару втянул в себя горьковатый дымок, прищурился, глядя на сизые разводы в воздухе.

Для кого-то она становится вторым «я». Субличностью, делящей разум на две воинствующие части, для кого-то врагом или другом. Выбор был невелик: все заканчивали одинаково. Болезнь съедала их слишком быстро, подкреплённая голосами из недр повреждённого разума.

Мужчина затушил сигарету в медной пепельнице и взял со стола ручку. То, что он узнал, должно было быть записано…

***

Саске пришёл в себя, когда в комнате стало темно и только жёлтая полоска света под дверью слегка очерчивала предметы в комнате едва заметным контуром.

Учиха моргнул, пытаясь привыкнуть к этой реальности. Сил встать и пройти в кухню опять не было, да и не хотелось.

Яркое пятно света слева заставило перевести взгляд на него, и парень нехотя притянул к себе мобильник. Кажется, это Орочимару заботливо положил его рядом… или он сам достал его. Память отказывала воспроизводить то, что было всего несколько часов назад.

Над жёлтым конвертиком была красная пометка: одно сообщение. Машинально Саске открыл его и попытался сфокусировать взгляд на прыгающих буквах.

«Каким бы ты мудаком не был, но ты лучше этих баб», – Наруто.

Губы искривились в улыбке, чтобы вновь стать бесчувственными и неживыми. Старая смс. Тогда он ещё смутно верил во что-то. Сейчас же последняя вера ушла, забрав его куртку и пообещав вернуться с таблетками.

Палец застыл над кнопкой вызова. Если он наберёт Узумаки, то что скажет? То, что неожиданно для него самого это мелкое предательство резануло больнее, чем все слова Орочимару? Что он его ненавидел за это поспешное исчезновение? За трусость, которую Наруто ловко прятал до сих пор за маской веселья и беззаботности. За пьяными обещаниями всегда быть рядом.

Узумаки даже ничего не написал… после своего исчезновения.