Пустота снаружи

Из-за почтенного возраста он казался неподъемным, большой живот и длинная спутанная шерсть заставляли вождя выглядеть медлительным, но то было ложное впечатление. Абракзис держал власть над станом в хватке стальных когтей, возглавлял большие охоты, дрался, исправно плодил потомков и в общем полностью устраивал как красных маркатчитаров, так и касту хранителей традиций. Сегодня он решил отпраздновать успешное восхождение нескольких молодых потомков на более высокую ступень внутри кастовой иерархии и отдавался духу веселья полностью.

— А-а-а! Мой верный советник Ршшагрев пришел, чтобы присоединиться к празднованию! — воскликнул вождь, вскидывая кубок. — Садись поближе, друг, выпей мятного вина, возьми женщину покрасивее, сегодня славный день!

— Благодарю, о вождь, — поклонился верховный хранитель традиций, — но мне надобно переговорить с тобой наедине.

— Сейчас?

— Дело не ждет отлагательств. — Ршшагрев скользнул взглядом в сторону молодых охотников, которые давеча прошли Испытание Силой. — Обещаю, о вождь, это не займет много времени.

Мявкнув раздраженно, Абракзис отослал прочь своих женщин и, когда верховный хранитель традиций подступил к его ложу, ударил по небольшой кнопке — ложе и часть стены крутанулись на триста шестьдесят градусов. Звуки веселья остались позади, а маркатчитары оказались в личных покоях вождя. Там было весьма роскошно по местным меркам, стены покрывали головы добытых на охоте зверей, столы ломились от еды, а громадное ложе пребывало в беспорядке.

— Говори, Ршшагрев… есть хочешь? — Вождь закинул в пасть большой кусок парного мяса и с удовольствием облизнул свои сабельные клыки — предмет восхищения женщин и зависти мужчин.

— Я поел, благодарю, о вождь. Как ты знаешь, хранители традиций пристально следят за прохождением испытаний, и сегодня мы заметили нарушение хода священных ритуалов.

— Что?

— Один из молодых котов не прошел Испытания Силой. Он должен был умереть, но был спасен.

— Правда? И кто же это?

— Тилгерик, о вождь.

Уши Абракзиса встали торчком.

— Один из моих сыновей?

Ршшагрев ничем не показал, что ему не понравилось сие уточнение.

— Да, о вождь, один из многих твоих отпрысков.

Верховный хранитель традиций коротко обрисовал суть дела, чем заставил вождя задуматься. Лицо Абракзиса пошло глубокими складками, он унял обычно неуемный аппетит и завалился в большое кресло, которое, как и вся мебель, создаваемая маркатчитарами, было пригодно для того, чтобы удобно в нем полулежать.

— Нужно предпринять меры, о вождь.

— Меры…

— Да. Закон Омуна суров и ясен в таких обстоятельствах. Тилгерику следует предоставить три жребия: он может быть изгнан из стана; он может быть предан позору и оскоплен; он может быть — что наиболее уместно — выведен на арену, чтобы подвергнуться Суду Десяти. В последнем случае, если он выживет, его честь и будущее окажутся вне опасности, а если погибнет, то хотя бы его честь будет очищена кровью. Идеальный жребий, как я думаю.

— Никто не выживет в Суде Десяти, — махнул рукой вождь, мрачнея с каждой минутой, — даже я. Даже в молодости. Это не суд, а казнь.

— Конечно, — согласился Ршшагрев с очевидной истиной. — Таковы три древних жребия: позор; еще больший позор; смерть с честью.

Длинные когти вождя непроизвольно обнажились и оставили в подлокотнике глубокие борозды.

— Ну вот что, — решил он наконец, — забудем об этом.

— Вождь?

— Будем думать, что эта случайность — замысел Омуна, и все. Полагаю, мой сын не пытался сжульничать, он оплошал и случайно был спасен. Не воля ли это нашего бога? Может быть, если хочешь знать мое мнение. Так что вот тебе мой твердый наказ: забудь об этом. Пусть Тилгерик живет.

— Как будет угодно моему вождю, — поклонился верховный хранитель традиций. — Во славу Омуна.

— Вот-вот.

Он покинул обитель охотников и вернулся в свои владения, вновь представ перед старцами.

— Как прошло?

— Он все так же жрет и пьет?

— Когда состоится Суд Десяти?

Вместо ответа, глубоко вздохнув, Ршшагрев обрушил удар на один из манекенов, расщепив толстый кусок дерева на тысячи щеп. Этим и лишь этим он проявил бушевавшую в его сердце ярость.

— Наш вождь заявил, что его сын находится под охраной Омуна.

— С каких пор вожди ведают, чего хочет Омун? Это наша работа!

— Он выделяет этого котенка среди прочих?

— Когда это родство стало что-то значить?

— Именно, — подтвердил верховный хранитель традиций, соглашаясь с мнением собственного беззубого и жалкого родителя. — Плохо, когда мы вмешиваемся в дела правителей, но и им не следует браться за толкование воли Омуна. Вождь стал старым. Он стал сентиментальным. Он стал мягким. Он выбирает любимчиков среди отпрысков. Довожу до вашего сведения, что славный Абракзис вскоре уступит свое место более молодому и достойному маркатчитару.

Старцы оживились, их замшелые умишки воспламенились интересом.

— И как же ты это сделаешь? Яд?

— Несчастный случай на охоте?

— Объявишь его недостойным?