Пустые Холмы

У крыльца он ее обнял, явно разочарованный тем, как внезапно она захотела спать. Впереди еще была вся ночь Лельника, и он планировал вместе с Полиной разыскать помолодевших наставников и воочию убедиться, что Илья Пророк способен сотворить такую магию. Она дежурно улыбнулась в ответ и притворно зевнула.

Дома было тихо. В окне слабо светилась улица Гроз. Из головы все не шел Заиграй-Овражкин.

Полина пересекла комнату и упала на стул. Подло было думать о Севе, когда ее только что целовал Алеша. Но ведь никто не знал ни о ее мыслях, ни о желаниях ее тела. Так что можно было позволить себе чуть-чуть помечтать. Почему нет? Того бедного мальчика, влюбленного в нее, убили давно и не по ее воле: нужно было забыть о нем хоть ненадолго! Зато Заиграй-Овражкин… нет, ему ничего не грозило. Он же не любил ее. Это она… и она никак не могла навредить ему своими фантазиями.

Сева сказал, что она только и делает, что картинно страдает и совсем не живет нормальной жизнью. А вдруг он прав? Не запрещает ли она себе чувствовать? Человек имеет право хотеть прикосновений другого человека. Глупо врать себе, что это не так.

Любопытно, что все-таки произойдет, если она лишится своей природной невидимой защиты? Проклятие убьет ее быстрее? Но так ли уж важно – это время, когда жить в полную силу нельзя? Что, если спросить у… целителя? У любого, ну, например… у Матвея, неофита Жабы. «Как думаешь, если я перестану быть девственницей, я смогу защищаться от проклятия?» Нет, только не у Матвея… Как-то странно. Лучше спросить у самого Севы, ему уж точно об этом что-то известно. Хотя у Севы можно и не спрашивать. Можно… просто…

Она хлопнула по световику, мелом начертила круг, зажгла свечу и положила обрывок бересты в центр круга.

– Пусть огонь поглотит мою стихию и мою личность, и никто не сможет узнать, чьей рукой это написано. – Она склонилась и нацарапала записку. Дождалась, пока догорит свеча, бросила огарок в миску с водой и добавила: – И пусть вода будет моей печатью.

Афанасий вылез из шкафа.

– Передай это, пожалуйста, Заиграй-Овражкину, колдуну из десятой избушки. Прямо сейчас. И… и не говори, от кого. Ни при каких обстоятельствах не говори. Он Воздушный и умеет читать мысли, так что…

– С домовым ему не справиться, не волнуйся.

Афанасий исчез.

На непослушных ногах она доковыляла до ванной. Ей требовалась вода, много воды: вода должна была шуметь, окружать ее со всех сторон, уносить прочь сомнения.

– Тридцать восемь градусов, – сказала она.

Севе показалось, что перед глазами все плывет. Он должен был высматривать Катю, чтобы невзначай подойти, вслушаться в то, что она говорит, снова втереться в доверие. Ему нужен был приворот, о котором знала только она. А ей, возможно, сегодня нужен был он сам. Хороший вышел бы обмен. Но Сева отвлекался. Водяная колдунья исчезла, и он искал ее глазами. Не было здесь и Левиафана, и, самое неприятное, Попова! Неужели Полина улизнула с ним? Без нее было проще переключиться на Катю. Но… но почему она все-таки ушла? Можно же было еще поговорить про Муромца, про Василису… Вон Анисья с Марго еще тут… Он постарался сделать осмысленное лицо, поняв, что снова выпил что-то не то. Неожиданно возле ног возник домовой и протянул ему крошечный берестяной свиток. От кого, домовой не сообщил. Сева развернул записку. Хмель одним махом выбило из головы, глаза впились в слова: «Хочу, чтобы ты прокатил меня на пегасе. Условия знаю. Обещаю, что потом никаких проблем не будет. Встретимся в полночь у Вира».

Он перечитал еще раз и огляделся, но никто на него не смотрел. Стало жарко. Потом вдруг зябко. От кого пришла записка? Он еще раз окинул взглядом гостей избушки, из дальнего угла на него проникновенно глядела Катя – идеальный момент, чтобы к ней подойти…

– Ты куда это, молчун? – крикнул Зайчик, назвав его на манер Василия, а Катя встрепенулась и приподнялась со стула, будто собравшись кинуться следом.

– Выйду ненадолго, – уклончиво ответил Сева. – Скоро буду, не расходитесь! – И выскочил из избушки.

Лошади в стойлах стояли сонные, задумчиво жевали сено, пока он шел к Вороному. Он высвободил пегаса, вывел его на улицу и двинулся к Виру. От непривычного волнения тело сводило мелкой дрожью – такого не было, даже когда он несколько лет назад впервые пригласил девушку прокатиться.

Сева спустился с холма, ноги запутались в высокой траве, Вороной резво бежал впереди и поскрипывал крыльями. У воды никого не оказалось.

«Кто же это написал?» – мучительно думал Сева. А ведь раньше он бы спокойно дождался, не терзаясь вопросами. К чему их задавать, если рано или поздно он ее все равно увидит? Но раньше он бы ожидал выполнения условий, а теперь даже не думал о них. Ему больше ничего не было нужно от очередной попавшейся на его чары колдуньи. Если только она, конечно, не знала редкого рецепта приворотного зелья.

Сева оседлал Вороного. Да, когда она придет – даже если она окажется очень хорошенькой, – он усадит ее на пегаса, прокатит над деревней и спросит, нет ли в ее Ярилиной рукописи серьезных приворотных ритуалов. Отличный план!