Пустышка

— Стойте! — За секунды я подлетаю к палаткам, не задумываясь, в каком виде предстаю перед всеми. Но все настолько загипнотизированы голливудскими репортерами и пиявками-папарацци, что никто даже не замечает, как я пробираюсь сквозь толпу. Пытаясь продвинуться вперед, слышу Арти, мудака-ведущего из «Голливудского эксклюзива».

— Кэри Кинкейд, что вы можете сказать о Шайло Уэст? Вы знали о ее пожертвовании в два миллиона долларов Центру имени Элизабет Кинкейд, открытом в память о вашей покойной сестре?

Я сжимаю кулаки и жду.

— Что? — Кэри потрясен, как я и ожидала. Почему бы и не удивиться? Я хорошо постаралась, чтобы скрыть это от него.

После ответа наступает затишье, и, глядя на бешеную толпу, я переосмысливаю свое опрометчивое решение броситься на съедение волкам. Прежде чем у меня появляется возможность по-тихому уйти, довольно крупный мужчина в первом ряду оглядывается через плечо. Наши взгляды встречаются, его глаза сужаются, а затем расширяются в узнавании.

Он подпрыгивает вверх-вниз — довольно-таки впечатляюще для человека его размеров — и машет пухлыми руками.

— Эй, все! Там она! Шайло Уэст!— И тычет на меня своим пальцем-сарделькой. Толпа расступается, как Красное море перед Моисеем, демонстрируя меня паре синих сердитых глаз.

Острая линия подбородка Кэри дергается, он шагает вперед, затем отступает, как будто не может решить, хочет меня поблагодарить или придушить. В конце концов, он оказывает рядом со мной и скрещивает руки.

— Зачем ты это сделала?

Смятение в его глазах разрывает мое сердце. Я просто хотела помочь. Слова его матери о потери бизнеса и его переживания из-за просроченных счетов меня глубоко ранили. Я была уверена, что он посчитал бы деньги от меня подачкой и отказался бы от них, хотя мне не составит труда выручить их с мамой. У меня все равно денег больше, чем я когда-либо смогу потратить.

Можете мне поверить, потратиться я пыталась.

Прежде чем я могу ему это сказать, Арти проскальзывает своей головой с зализанными волосами через толпу и сует микрофон мне в лицо.

— Наши зрители хотят знать то же самое. Ты такая щедрая, Шайло, или у вас с Кэри Кинкейдом назревает служебный роман?

Я моргаю, внезапно ослепленная вспышками камер.

— Что?

М-да, отвечая таким образом на его вопросы, я вряд ли смогу развеять эту теорию.

— Мы тут навели справки, — продолжает он, — вы вместе учились в средней школе. Мистер Кинкейд работал на вашу семью, верно?

— Ага. — Микрофоны прижимаются еще ближе по мере того, как слова вылетают из моего рта, и я сразу хочу засунуть их обратно. — Нет! Ну, то есть, не совсем.

Черт. Черт. Черт. Черт.

Они абсолютно точно ухватятся за мою нерешительность, словно пиявки, и высосут любую правду. Что сделано, то сделано. Необходимо минимизировать ущерб и взять контроль над ситуацией. Сделав глубокий вдох, расправляю плечи и улыбаюсь до тех пор, пока щеки не начинают болеть. Но тут появляется эта сука, будто я ее примагничиваю.

— Кэри? Какого черта здесь происходит? — Тарин подкрадывается к нему сзади и кладет руку ему на плечо.

Невозможно не заметить ее огненно-красные ногти. Нет, скорее когти. Что вполне уместно, потому что она словно стервятник, готовый сожрать остатки от Кэри после того, как с ним расправятся СМИ.

— Заткнись, Тарин, — буркает Кэри и отстраняется от нее. Судя по всему, она его нервирует. Можно ли винить его за это? Думаю, я могла бы притвориться, что меня не беспокоит ее присутствие, но хрена с два я это сделаю.

Арти облизывает губы: запах споров и свежей крови делает твердым его, скорее всего, обычно вялый член.

— А вы кто?

— Девушка Кэри. — От меня не ускользает ее «пошла-на-хер» взгляд, обращенный на меня. Тем не менее, я все еще улыбаюсь, потому что эта идиотка прыгнула выше головы. Папарацци ее сожрут живьём и выплюнут косточки.

Ты играешь в моей песочнице, сучка.

— Накал страстей, у нас любовный треугольник. — Арти вскидывает бровь, а в его глазах мелькают значки доллара. Клянусь, что он либо обосрется от счастья, либо кончит в штаны. А может все сразу.

— Черт возьми, так и есть! — шипит Тарин. Когда до нее доходит, как уродливо она себя продемонстрировала, она прочищает горло и расплывается в забавно широкой улыбке. — Он совершенно не заинтересован в ней. — Вспышки камер освещают ее лицо, подчеркивая небольшое подрагивание в правом уголке рта.

Кэри размахивает руками, наблюдая за десятком папарацци, кищащими вокруг.

— Нет, послушайте, если вы просто выслушайте меня…

Только вот никто не будет его слушать. Здесь витает запах скандала, а значит, журналисты пойдут на все, чтобы его найти или создать новый, который способен разрушить карьеру или испортить жизнь. Однако я умею играть в их игру лучше, чем они. Если я и делаю что-то хорошо, так это дергаю за ниточки этих уебков, заставляя их танцевать как марионеток. Шагнув вперед, я делаю то, что для меня естественно.

Оказываюсь в центре внимания.