Путь

Дверь палатки, в которой располагался штаб, открылась и внутрь зашли двое солдат из основного состава, а с ними молодой парень и человек в возрасте – мы все знали его. Это был Гальер, старый вояка, отличный стратег, но со скверным характером. Я знал про него больше, чем все остальные. Когда-то давно он пытался пару раз сбежать из этого мира, но был пойман и лишен всех способностей путем безжалостных медицинских вмешательств. И вот уже которую сотню лет, он консультирует командование по военным вопросам, а теперь всё чаще выходит на поле боя. Все говорят, что он ищет смерти, но она упорно обходит его стороной.

– К вам пополнение, – хрипло сказал Гальер. – Меня вы знаете, а вот этот зеленый красавец – товарищ Франсуа. Молодая кровь! – старик кивнул в сторону парнишки, одетого в такой же зеленый костюм, как и у всех военных.

– Вообще-то мне нравится, когда меня называют Франц. Если позволите, – он скромно улыбнулся и я неожиданно вспомнил его. Те же самые пшеничные волосы, только теперь забранные в тугой хвост, яркие, большие голубые глаза! Тот же самый восхищенный взгляд. Это тот самый мальчик, которого я встретил по дороге в архивы, когда ветер сорвал с меня капюшон. Это было так давно, словно в прошлой жизни. Не может быть ошибки. И серьга в ухе та же самая – капля. Но, похоже, что он не вспомнил меня. Или сделал вид, что не вспомнил.

– Добро пожаловать, Франц, – Линкок широко улыбнулся ему и протянул руку. – Капитан Линкок, ваш товарищ на неопределенное время.

– Рей. Командующий Рей. Никак не привыкну к своей должности, – я тоже пожал руку Францу и Гальеру.

– Слышите? Никак не привыкнет. Сколько лет уже командует, а гордости ноль. Так и помрёт просто Реем, – Линкок засмеялся и я был ему благодарен за эти дурацкие шутки. Гальер будто видел меня насквозь, он наверняка считал нас всех юнцами, слишком молодыми и неопытными, чтобы руководить военными операциями. И да, он ненавидел этот мир, все его слова и жесты кричали об этом. А Франц вызывал во мне какие-то новые чувства. Мне хотелось, чтобы его красивая, сильная мужская улыбка не сходила с лица. Я сам никогда так не улыбался. Ни в его возрасте, ни раньше. Когда я был таким же, как и он, то уже по уши погряз в болоте должности Палача.

Гальер и Франц быстро включились в работу, и мы настолько сплотились за короткое время, что успехи наши были поразительны. Не только отсутствие поражений, но и отличные наступления – быстрые, четкие. Совет должен быть доволен нашей работой. Я снова успокоился и пришёл в себя. С момента появления новых людей в нашей команде сны перестали меня беспокоить. Я старался не вспоминать про Анну и её ребенка, а просто жить. Снова жить войной. Все мои усилия были направлены на военную деятельность и на то, чтобы избавиться от ненужных чувств и мыслей. Я упорно прятал настоящего себя глубоко внутрь. Ко мне на ужины стал заходить и Франц, он особенно полюбился Линкоку. Мне кажется, он видел в нём своего несуществующего сына, но никогда не говорил об этом. Иногда к нам присоединялся Гальер и тогда вечера проходили в жарких спорах и острых замечаниях. Мне нравилась наша компания. Товарищество. Хотя Гальер держался особняком, я понимал, что общение с нами скрашивает его тяжелые старческие дни. Ему никак не везло погибнуть на поле боя, а другого способа покинуть этот мир не существовало для него. Именно поэтому я был уверен в его преданности нам. Скорее всего, он знал, кто я и кто Линкок и этот факт был решающим для перевода под моё командование. Мы все играли каждый в свою игру. Кроме Франца. Он один из всех нас был настоящим и искренним. Я смотрел на него и никак не мог поверить, что внутри белых стен смогли воспитать такого человека. Открытого этому миру, любознательного, думающего.

Франц схватывал все новые знания моментально, но интересовался не только войной. Он спрашивал про то, как устроен наш мир и как устроены другие миры. Ему до всего было дело – почему мы больше не летаем в космос на самом деле, почему город всё-таки белый, а не какой-то другой? Конечно, ему обо всем этом рассказывали на обучении, но Франц не верил книгам. Ему были нужны наши слова, наши истории. И мы рассказывали и объясняли ему всё так, как понимали сами. Он слушал и запоминал, а через пару дней выдвигал свои теории. С ним всегда было интересно, и я всё больше привязывался к нему. Если для Линкока он был как сын, то для меня – как брат.

Но чем больше я видел во Франце настоящего человека, какими должны быть все мы, тем больше понимал, насколько я ужасен. Насколько страшен и беспощаден наш мир. Если Франц продолжит думать в том же направлении, что и сейчас, то рано или поздно, Совет признает его преступником и уничтожит. Я не могу этого допустить. И снова мне вспоминалась Анна с её ребенком. Уже давно мне не приходилось перемещаться и видеть её. Мне было страшно. Я боялся своих чувств, боялся другой реальности. Но и нуждался в ней. Моя усталость от постоянной войны, от необходимости постоянно играть свою роль, доводила меня до отчаяния.