Путь аргоси

– Как и многие из нашей молодёжи, она стала жертвой ядовитых слов иноземцев. Эти чужаки убедили её провести их в город, сотворить заклинание шёлка и показать свои мысли.

Толпа ахнула. Нэва-трис подняла руку.

– Мы видели такое и раньше, не правда ли? Из-за этой отравы наши юноши и девушки иногда думают, будто бы «понимают» чужие пути. Благодарят ли они родителей за то, что живут в самых красивых городах мира? О, нет! Они жалуются и спрашивают, почему не могут покинуть наши земли, пока не закончат своё образование.

Тихий смешок Дюррала застал меня врасплох.

– В чём дело? – спросила я.

– Эта история стара как мир, – только и сказал он в ответ.

Но Нэва-трис ещё не закончила. Она рассказывала о коварном аргоси, который обманом заставил доверчивую юную девушку из джен-теп сотворить заклинание. Эта магия позволила ей увидеть далёкие земли, где она никогда не бывала. Однако, без ведома девушки, аргоси привёл с собой одержимого демонами медека и заразил безумием бедную легковерную Ала-трис.

– Забавно, да? – сказал мне Дюррал.

Тем временем Нэва-трис в красках описывала героические усилия, которые приложили её товарищи, чтобы спасти девушку из клетки разума. В клетку, само собой, заключили её мы.

Разумеется, большая часть толпы поверила каждому слово белокурой магички. Перед ними стоял непростой выбор: согласиться, что несколько высокопоставленных лорд-магов из могущественных Домов вели грязную игру – или же уничтожить картёжника-аргоси и демона-медека. Стоит ли удивляться, что маги предпочли лёгкий путь?

– У нас с тобой очень разные представления о забавном, Дюррал.

Нэва-трис продолжала свою обличительную речь, громоздя одну ложь на другую, пока все рассказы её дочери о преступлениях Тайного Общества не стали казаться полным абсурдом. Судя по всему, Нэва-трис была очень популярной фигурой в этом городе. Ею восхищались. Уважали. Возможно, даже обожали. К тому же она оказалась чертовски хорошей рассказчицей. К тому времени, когда она закончила, даже я почти поверила, что мы хитростью и коварством ввели Ала-трис в заблуждение.

Вот только была одна крохотная деталь.

Что сказал Сокол в пещере, закончив рисовать сигилы на моей шее?

«Чернила глубоко проникают в плоть, до самых костей. Когда метки исчезнут, а царапины заживут, останется привязка».

Дюррал смотрел на это иначе.

«Прекрасное ожерелье», – сказал он.

Я потянулась к горлу, как это часто бывало, но сейчас мне уже не хотелось содрать собственную кожу. И Сокол, и Дюррал ошиблись. Татуировки на моей шее не были ни ошейником, ни ожерельем. Они были моей историей. Я не просила их, но отныне мне – и только мне – решать, какое значение они имеют.

– Весьма… подробный рассказ, – сказал принц клана, когда Нэва-трис изложила свою версию событий.

Судя по лицу принца, ему очень хотелось собрать всю медно-красную энергию, окружающую татуировку огня на правом предплечье, и пристукнуть блондинку. Но, оказывается, политика может быть столь же мощной силой, как и магия.

– И мы должны уделить должное внимание свидетельству лидера одного из наших великих Домов. – Принц обернулся к Ала-трис. – Дитя, не хочешь ли ты отказаться от обвинений, которые выдвинула против своей матери и других достойных людей?

Она уже унизилась перед всеми этими людьми, здесь, в самом сердце единственного дома, который она знала… Ала-трис побледнела, когда ужас согнал все краски с её лица. Магичка посмотрела на принца, ища поддержки, затем на мать, ища прощения; не найдя ничего, она перевела взгляд в другую точку пространства.

«Ты же не серьёзно, – мысленно сказала я. – Думаешь, мы с тобой теперь друзья?»

– Как бы там ни было, не делай вид, будто собираешься бросить её на произвол судьбы, – заявил Дюррал.

– Это не значит, что я должна быть в восторге.

Я подошла прямо к паланкину принца клана и расстегнула сперва пальто, а потом ворот рубашки. Оттянула его, и символы на моей шее засверкали под лучами полуденного солнца.

Маги, стоявшие поблизости, заметили сигилы и ахнули. Я медленно повернулась по кругу, чтобы убедиться, что их видят все, распространяя шок и отвращение по оазису.

Принц клана спустился со своего насеста и встал надо мной. В том, как отвисла его челюсть и поднялись брови, сойдясь в центре лба, я увидела что-то сродни жалости. Из его стыда можно было извлечь выгоду. Скажем, заплакать, упасть на колени и поцеловать ему ноги. Изобразить грустного и несчастного ребёнка-медека – сбитого с толку, измученного. Невинную жертву обстоятельств.

Будь хорошей девочкой.

– Если хотите кого-нибудь пожалеть, – сказала я принцу, – начните с себя. Судя по тому, как идут дела, возможно, вы скоро не будете здесь большим боссом.

Его лицо вспыхнуло от гнева, но затем он усмехнулся и, наклонившись ко мне, тихо сказал:

– Когда великий и могущественный Мет-астис отправился на поиски очередной жертвы для своих экспериментов, он, видимо, выбрал не того медека? Как думаешь?

– Чертовски верно.