Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Амор неожиданно разозлился из-за этого «сэр». Он сам встревожился от черного смерча, внезапно образовавшейся где-то за сердцем.

– Это тот, кому вы служили? – спросил он.

Наверное, что-то от смерча отразилось в его голосе: Иге испуганно посмотрел на него. Может, просто испугался, что сболтнул военную тайну – тот мародер, требовавший, чтобы его малолетние солдаты называли его «сэр», наверняка сам верил в ту войну, в которую играл. Но у Иге хватило смелости кивнуть.

– Что бы он знал, этот боров, – процедил Амор. Иге посмотрел на него, нахмурившись. – Кусок сгнившей портянки. Корм для червей. Твой «сэр».

Иге выпрямился – и Амор ощутил его недоумение: мальчишка не понимал, то ли соглашаться, потому что отец Амор, священник, все дела, говорил такое – с одной стороны, с другой – этому «корму для червей» Иге служил столько времени. Он пожал плечами и замкнулся в себе. Амор ухватил его за подбородок и заглянул в глаза.

– У него не хватило смелости встать над мужчинами, он предпочел топтать детей. Он – кусок дерьма. Он недостоин называться сэром. И даже вместо того, чтобы защищать вас, он прятался за вами. Вы с Эше молодцы, герои, что ушли от него.

Иге затрясло. Он вырвался из хватки Амора, отошел на пару метров и отвернулся, втянул голову в плечи, сгорбился, словно в ожидании удара.

– Идем, отдохнем немного перед завтраком, – устало сказал Амор. И тихо признался самому себе: – Мне нужен психотерапевт. И хороший цикл антипсихотиков.

Казалось, Амор только лег на кровать, только вытянулся, только закрыл глаза – и услышал тихое: «Доброе утро, отец Даг». Заставил себя улыбнуться, ответил:

– Доброе утро, доктор Декрит. Вы простите меня, если я останусь лежать? Кажется, я недооценил степень собственной усталости.

– Разумеется! – с готовностью воскликнула она. – Я также прошу прощения, что не даю вам возможности отдохнуть как следует. Мы с Тимом проследили ваш маршрут. Вы молодцы, и вам чертовски повезло, что вы пробрались к нам.

Амор даже глаза открыл. Улыбнулся куда искренней.

– Я категорически против «чертовски», – заметил он. Она помахала рукой, мол, простите мне мою неаккуратность со словами.

– Ваше прибытие – это самая главная новость в нашей миссии, – продолжила она. – Медперсонал из местных спрашивает каждые пять минут, можно ли рассчитывать, что вы проведете службу. Им действительно не хватает этих ритуалов.

Амор потянулся за пультом, поднял изголовье кровати; он рассеянно слушал доктора Декрит – она легко проходилась по сомнительной ценности церкви в современном, цивилизованном и развитом мире, по упертости местных людей в своих предрассудках, в их инстинктивной потребности в регулярной доле сверхъестественного, по тому, что ритуалы обладают одним несомненным достоинством – они структурируют быт и душевную гигиену. И прочая, прочая. Ничего нового – Амор слышал это в свой первый год в семинарии, сразу после нее, и потом, считай, каждые две недели. Тот же Яспер Эйдерлинк, только-только переставший быть курсантом, очень любил производить впечатление циничного, повидавшего жизнь человека. Возможно, доктор Декрит была поискренней в своих убеждениях. Может, просто перечитала либеральных статей.

– Я с огромным удовольствием исполню мой долг перед моими опекаемыми, благотворителями и вами, доктор Декрит. – Он вздохнул и добавил: – Если его высокопреосвященство благословит меня.

Она нахмурилась.

– Это возможно?

– Это не будет удивительно. Церкви, как ни странно, очень территориальны, – печально ответил Амор.

– Я могу как-то помочь вам в убеждении вашего епископа? – забеспокоилась доктор Декрит.

Амор покачал головой. Она как раз могла помешать – именно своей настойчивостью, убежденностью в собственной правоте. Его преосвященство не очень любил иных, кроме него, правых людей – на их фоне тускнела его репутация. Но Амор хотел, жаждал, нуждался в его благословении: он хотел отслужить службу, вернуть себе хотя бы немного мира, подарить его другим. У него зрело еще одно желание, неопределенное пока, но очень настойчивое: убедиться, что путь, выбранный в порыве то ли идеализма, то ли отчаянного цинизма, давным-давно, в юном совсем возрасте, был правильным и не подведет его никогда; что Амор и дальше может идти, спотыкаясь – куда без этого, – но зная, многократно подтвердив себе, что путь верен, и цель – истинна.

Еще немного поговорив с доктором Декрит, успокоив ее, поиграв в душепопечителя, Амор потянулся за коммом. А он был выключен, мог и вообще оказаться неисправным. Амор нарисовал на нем маленький крестик, усмехнулся собственной наивности, но придавил кнопку. Не сразу, но комм включился. Амор смотрел на экран – и по непонятной причине боялся того, что прочитает на нем.

_______

* Бернаут - синдром эмоционального выгорания

========== Часть 26 ==========