Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

– Признаюсь, отец Амор, мой бывший муж иногда рассказывал о своих миссиях. Он любил удирать из Европы, прикрывался героическими поводами. Ладно, пусть это остается на его совести. Иногда, когда у него было хорошее настроение, которое совпадало с моим, я была готова слушать, он был не прочь развлечь меня. Я думала тогда, какие глупости он рассказывает. А оказалась здесь – и не поверите, вспоминала его увертки не раз и не два.

Амор только усмехнулся – он понимал это слишком хорошо. Насколько простой казалась жизнь в строго регламентированной, дряхлой и поэтому крайне недружелюбно относящейся к переменам Европе, настолько от них, пришлых, требовалась бесконечная ловкость на этой земле.

Это был третий лагерь Альбы. В первых двух она находилась на второстепенных ролях, в этот была переведена по собственной просьбе, когда освободилось место главного администратора.

– Здесь сложно, если честно. На наших совещаниях постоянно присутствуют военные. Иногда они приходят прямо после вылазок. Пахнут собственными выделениями, оружием, джунглями. И выглядят соответственно. Случается, что мы сначала оказываем им помощь. Криоаккумуляторы выдаем, царапины прижигаем, и только потом переходим к насущным делам. Это глупо звучит, но я действительно видела своими глазами, как эта земля загоралась, отец Амор. Еще три года назад она была мирной… относительно, – поправилась Альба. – В ней было куда безопасней, чем в некоторых кварталах южно-европейских городов. Теперь мы вынуждены наращивать штат охраны, обращаться с ходатайствами к Лиге об увеличении их военных здесь. И она все распаляется. Вы знаете это – вы, насколько я знаю, всегда были слишком близки к неспокойным регионам, чтобы закрывать глаза на это.

Амор опустил глаза: он думал, часто думал, что следовало привлечь внимание людей из высоких эшелонов власти к тому, как все разваливается. И не к муниципальной администрации обращаться, а выше. Он предпочитал заниматься своими делишками, играть в милосердие один-на один с другими, хотя следовало бы выходить на площадь и кричать, призывая внимание важных людей. Ему не хватало смелости, он предпочитал надеяться, что другие, более умные, настойчивые, более пригодные для геройства, отреагируют на это быстрей и ловчей. Теперь же эту волну едва ли можно было остановить; наверное, только чудом. Или дождаться, пока она не снесет все, а затем строить новое общество. В любом случае, признавал Амор, и его вина в этом была.

– Не буду утруждать вас жалобами, – поморщилась Альба. – Тем более поводов достаточно…

Она могла рассказать о том, что Лигейские советники внезапно начали полагать, что лагеря, в том числе и этот, обладают подозрительно крупным штатом вооруженной охраны, чтобы их можно было называть миротворческими. Указания на близость к регионам, в которых ведутся военные действия, осыпалась как песок о их заявления: «Согласно нашим данным…» – и дальше заявления о преувеличении опасности. Даже части Лигейских вооруженных сил, до этого получавшие распоряжения о сотрудничестве с ними, разводили руками: им приказывали отправляться в другие места, мол, там они нужней. Имена чиновников, отдававших такие распоряжения, были разными, у Альбы – и не только у нее – складывалось впечатление, что они меняются слишком, подозрительно быстро. Но сделать она ничего не могла, вынуждена была довольствоваться малым и уповать на личные контакты. Ей везло: офицеры, с которыми она заводила личные знакомства, шли ей навстречу. Ей не везло: в Президиуме Лиги тоже шла война не на жизнь, а на смерть, и ее лагерь мог оказаться разменной монетой. Но пока Альба видела, что они что-то могли предпринять, и пока – пусть и ненадолго – они могли функционировать в относительной безопасности.

– А вот о чем я хотела поговорить, отец Амор. Попытаться убедить вас остаться с нами.

Амор поднял голову и удивленно посмотрел на нее.

– Вы можете считать меня самонадеянной и избалованной дамой, но я считаю, что вы сможете здорово и замечательно нам здесь пригодиться, – торжествующе улыбнулась она.

У него было написано на лице недоумение, и Альба пояснила:

– Вы здесь сколько времени? Трое суток? И за вами уже вьются хвостиком почти все ребятишки, вы уже побывали почти во всех бараках, и вас знают в лицо практически все работники. Не поверите, сегодня я не меньше пяти раз слышала от врачей об отце священнике, и каждый раз – с надеждой в голосе: ах если бы придержать его для нас.

Амор спрятал лицо в ладонях жестом безмерного отчаяния.

– Если вы, конечно, решите, что вам милее маленький приход в недосягаемой глуши, я не буду противиться, – все говорила Альба. – Тем более если вам будет обеспечена безопасность. Но если вы останетесь у нас, мы обеспечим вас работой до такой степени, что вы не сможете вздохнуть. Так как?

– Альба, – взмолился Амор, – я был бы счастлив, но как на это посмотрит начальство? Его преосвященство наверняка обладает своими представлениями о моем дальнейшем назначении…