Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

— Не знаю, — Яспер пожал плечами, уселся наконец в кресле напротив него. — Я не могу предсказать исхода при всем моем желании. Но определенно, стопроцентно и однозначно мира нам еще долго не видать.

Они вернулись в общее помещение; Яспер уселся у стены, положил ноги на стул перед собой, достал комм, проверил, есть ли в сети Амор, отослал ему сообщение из глупых, целью которых было напомнить о себе, просто использовать возможность и дотянуться до близкого человека, и, скрестив руки на груди, уставился на большой экран. Трансляция из парадного зала еще не велась, но его изображение, очевидно, с каких-то служебных камер, передавалось на один из дополнительных экранов: он был заполнен на четверть, люди, уже находившиеся там, переходили от места к месту, образовывали группки, переходили к другим, и дальше; время от времени пробегали люди в форме, либо их особая деловитость позволяла допускать их принадлежность к секретным службам. Еще на одном боковом экране журналистка болтала с людьми на центральной площади в одной из столиц; во врезке в правом нижнем углу такой же репортаж вел журналист откуда-то с севера. Еще на паре экранов транслировались новости мировых информационных каналов. На большом экране вещал преторийский кардинал.

— Благообразный ханурик, — заметил сержант из роты Яспера и плюхнулся рядом. Стул, несмотря на выразительно надежную конструкцию, жалобно скрипнул: в сержанте веса было хорошо за сто килограммов, Яспер предпочитал не спарринговать с ним — он был не настолько идиот, чтобы выступить против камнедробильного молота. Но парень он был добродушный, флегматичный, пусть и не самый сговорчивый — себе на уме, как большинство из них, входивших и выходивших, сидевших и шедших к автомату с кофе, бодро переговаривавшихся, смеявшихся, усердно общавшихся с кем-то на своих коммах, спавших, вытянувшись прямо на стульях — если есть возможность подремать лишние полчаса, отчего ее не использовать. Сумскван продолжал: — Когда перед камерой красоваться, так они все такие замечательные, заботливые и все такое. А так вообще лучше к шаману обратиться, чем к этим из экуменистов. Песка в пустыне не допросишься.

— Отчего, — лениво возразил Яспер. — Они разные, как везде.

— Брось, — поморщился Сумскван. — Что этот, что наш ботсванский, что епископы в Габороне, только дворцы себе и строят. Моего брата подруга работала с ними, провизию доставляли, так она рассказывала, какие продукты эти благообразные заказывали. И как рассчитывались. И как себя с ней вели. Как будто великое одолжение делают. Кто туда подался, у того сердце гнилое, — убежденно добавил он, наставив палец на экран.

Яспер покачал головой.

— Брось. Там, — он указал на потолок, — сидят самые разные люди. Даже здесь, — он кивнул в сторону, — они разные. То же и там. Я знаю отличных людей, священников. Замечательных. Поверь.

— И я знаю, майор, — невозмутимо отозвался Сумскван. — Но кардиналы у них дерьмо. Собственно, ты понимаешь, что это применимо и к другим.

Они повернулись друг к другу, пристально уставились, словно испытывали сидящего напротив. Оба остались довольны тем, что увидели; повернулись к экранам. Яспер проверил сообщения на комме, улыбнулся, увидев входящее от Амора, прочитал его, погасил экран и провел пальцем по кромке комма, словно рассчитывая дотянуться до него — или хотя бы надеясь, что Амору передастся эта незамысловатая ласка. Сумскван сидел и глядел прямо перед собой: личная жизнь — это личное дело каждого, хочет он делиться — делится, не хочет — не стоит настаивать. Яспер Эйдерлинк никогда не допускал никого из сослуживцев в нее, даже молодого щенка Винка, с которым вроде приятельствовал. Это его право.

Кардинал продолжал отвешивать одну мудреную фразу за другой, журналистка внимала ему с почтением, которое только и пристало собеседнику высокорангового духовного лица. Яспер не удержался: принялся искать что-нибудь о кардинале помимо его неспособности скрывать симпатию к молоденьким белокожим журналисткам. Выяснил: кардинал был очень дружен с Тессой Вёйдерс, когда она еще была персоной грата в ЮАР; он одобрительно отнесся к тому, что два мегакорпа из южного полушария реконструировали кардинальский дворец. Тот, кстати, враз стал оцениваться в четыре раза больше — если верить экспертам с „желтых“ каналов. Спутниковая съемка показывала, что количество зданий на участке увеличилось, и они сами значительно подросли. Правда, о дружбе с Вёйдерс кардинал больше не упоминал, но охотно проводил отпуск в Канберре по приглашению КДТ. Яспер подумал было поискать что-нибудь об отношении кардинала к Дейкстра и Лиоско, но решил не делать этого в казармах: кто его знает, что за прослушка здесь установлена и как определенные службы отреагируют на его любопытство. Он снял ноги со стула, подался вперед, вслушался в интервью.

— А парень старательно прогибается перед Лиоско, — произнес он вслух. Сумскван, дремавший рядом, замычал и приоткрыл глаза.

— Лиоско, — скептически протянул он.