Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Яспер хмыкнул и отослал Амору сообщение: «Ваш епископ с „Астеррой“ дружит?». И буквально через полминуты получил ответ: „И не только с ней. Он вообще любит такие дружбы“. Еще через несколько минут дополнительный вопрос: „С какой радости ты заинтересовался?“; Яспер ответил: да мы смотрим тут всякое, ждем, когда начнутся эти проклятые выборы, быстрей бы. И он не мог не улыбнуться: Амор тут же откликнулся: мы тоже проводим небольшую службу во имя будущего, — и показал, как они с детьми украсили алтарь, какие у хора одеяния; и он даже смог выйти на пару минут на улицу, чтобы сделать несколько совершенно бессмысленных, но красивых снимков. „Вас ведь не пытаются отправить на защиту каких-нибудь идиотов?“ — беспокойно спросил он. Яспер хмыкнул, ответил: „Пока нет, что будет после полудня, известно только твоему Самому Высшему Начальнику“. В ответ получил: »+++“. Яспер покосился на Сумсквана, дремавшего рядом, и прижал руку к груди — он словно почувствовал пальцы Амора, выводившие привычные знаки благословения на ней. Он чуть больше приоткрыл щелочку для того желания, которому не смел дать волю: что когда-нибудь потребует от него чего-то большего, чем эти знаки, чем его внимание и терпение, чем молитвы — правда, спроси кто Яспера, чего именно он хочет, ответить бы не смог. Для него отношения с Амором, их бесконечное знакомство и привычные пикировки, эта непоколебимая уверенность в том, что к нему можно обратиться за всем и получить если не поддержку, так понимание точно, что с ним просто молчать вместе — уже благословение, — это все было незыблемым, и воспоминания о редких, но очень насыщенных встречах. К ним же примкнули и совсем иные ощущения, которые Яспер неожиданно для себя пережил рядом с Амором в миротворческом лагере. Там все было неожиданным: неожиданно нежизнерадостный Амор, неожиданное понимание того, насколько отличаются цели, опасности, причины и следствия в их жизнях, насколько они похожи — тоже ведь долг, принципы, кодексы, тоже обязательства, которые они оба постоянно берут на себя, ответственность, которую привычны нести за многих и многих. И сам Амор, рядом с которым тускнел любой, неважно насколько яркий образ. Амор, который никогда по доброй воле не наденет пурпурный камзол кардинала, а еще будет отбиваться всеми возможными способами, если его посмеют навязать. Амор, готовый подставить свое плечо любому, и ему, самоуверенному. Амор, рискующий своей жизнью пусть не так регулярно, как Яспер с сослуживцами, но готовый к этим рискам значительно меньше. Доверяющий ему в достаточной степени, чтобы засыпать рядом. Изменившийся — оставшийся прежним. И все-таки что-то отвечало на его близость совсем иначе, чем еще полгода назад. Эти несколько недель, в течение которых Яспер не получал никаких сведений от него, не имел никакой возможности связаться с ним — только секундные блики, по которым можно было проследить на карте его маршрут, и то слишком приблизительно; но они, удручающе редкие выходы его в сеть, говорили Ясперу: жив, вернется, — это время, в течение которого он был полностью лишен связи с ним, оно что-то сдвинуло в его сердце, открыло его для иных вещей, не только привычных. Для того, к примеру, чтобы вспомнить: не просто так он обращал внимание на поделки из янтаря — он действительно светился изнутри, как глаза Амора, теплым, умиротворяющим светом. Или его скупые улыбки, которые Яспер непроизвольно выискивал на лицах знакомых белокожих. Или желание сделать что-нибудь, вернуть время на пару лет назад, заставить этого упрямца перебраться в город, где сейчас не случаются беспорядки и до этого тоже было спокойней, чтобы не было ни той нищеты, тех постоянных караванов то с беженцами, то с мародерами — или проправительственными вооруженными отрядами, чтобы устранить те причины, из-за которых Амор казался ему далеким, непостижимым, чужим — и по-новому, непривычно притягивающим.

Главный экран показывал изображение парадного зала; Яспер иронично заметил про себя, что странные его мечтания, непривычные, но не неприятные, выкинули его из реальности на немалый отрезок времени. В зале, очевидно, готовились к открытию заседания. На врезке в верхнем углу показывали Дюмушеля, с торжественным и суровым видом вещавшего что-то своему помощнику; рядом с ним толпились люди, все как один делавшие вид, что очень увлечены чем-то невероятно важным. Рядом на совсем небольших врезках: Дейкстра, сидевший со снисходительной миной, бросавший короткие фразы находившимся рядом с ним людям. Лиоско, сосредоточенно изучавший сообщения на экране комма, он усердно делал вид, что увлечен и ничего важнее для него сейчас просто нет. Ясперу только и оставалось, что закатить глаза.