Прибежала мама, крича от страха, и я его отпустил. Мне не хотелось, чтобы дело приняло более серьёзный оборот. Я ушёл. Хоть тот случай не улучшил его отношения ко мне, ну не стал я ему милее, но разговаривать со мной он стал по-другому. И никогда больше не поднимал на меня руку.
Тот день навсегда изменил моё отношение к Майку. Мне больше не требовалось угождать ему, притворяться его сыном. Всё тайное стало явным. Я увидел глубину его ненависти, копившейся годами. Когда я доказал, что мной больше нельзя манипулировать, что я не собираюсь с этим мириться, – нам обоим стало легче.
Больше всего на свете я ненавижу несправедливость. Мысль о том, что один человек может унижать другого, пользуясь своими привилегиями, моментально выбивает меня из равновесия. Мой отчим не был монстром. Но он был задирой. Он стал для меня олицетворением и воплощением несправедливости. Я дал ему отпор и был вознаграждён. Спасибо ему за это.
В колледже я быстро понял, что с таким отношением к учёбе, как в старшей школе, далеко не уеду. Учась в старших классах, я пропустил много занятий. Когда учителя возмущались, я уговаривал их дать мне последний шанс, чтобы исправить положение. В колледже всё оказалось по-другому. Здесь надо было учиться прилежно и сдавать всё вовремя. В принципе, я нормально учился, но мог бы и намного лучше.
С борьбой складывалось намного тяжелее. Время от времени я выступал за университетскую команду. Я прошёл огонь и воду, сначала выигрывая несколько матчей, а затем позорно проигрывая последующие. Мне не хватало твёрдости. Я утратил уверенность, которую приобрёл в последний год старшей школы, позволившую мне выиграть Столетние игры. Здесь же всё было иначе, совсем другой уровень и другая лига. На первых же двух турнирах мне сразу надрали задницу. Я выглядел слабаком по сравнению с другими. Это было унизительно.
Неожиданно именно на первом курсе мои результаты становились всё хуже и хуже. Я сломался. Мой тренер, конечно, всё понял и не скрывал разочарования. Он возлагал на меня большие надежды, ввёл в программу, а я медленно сдувался у него на глазах. Он усомнился и в моей преданности команде. В конце года, когда надо было тренироваться с командой, я свалил домой, чтобы принять участие в местном турнире, который легко выиграл. Мне требовалось доказать себе, что снова могу побеждать. Мой тренер, узнав о том, что я увиливал от тренировок, вместо того, чтобы взять меня на предстоящий турнир Pac 10, решил наказать всех участников моей весовой категории. Это говорило о многом. Ранее я выиграл несколько схваток, но вместо того, чтобы отправить меня на соревнования и посмотреть, что получится, он просто вычеркнул всех ребят из моей весовой категории. Таким образом, он высказал мне своё отношение.
В следующем году я выиграл двадцать схваток, показав, что стал крепче. Наша команда выглядела очень сильной, и я радовался, что перестал быть слабым звеном. Я вылез из образовавшейся было ямы и почувствовал уважение тренера и товарищей по команде.
В тот период Дженнифер и я сблизились. Мы много времени проводили вместе у меня дома в Портленде. И неожиданно она обнаружила, что беременна. Мы запаниковали. Мы были молоды и неженаты. Я даже ещё не окончил колледж. Но вскоре, собравшись с мыслями, я сделал предложение. Дженнифер согласилась.
После двух лет учёбы в Орегонском университете я перевёлся в университет в Чикаго, где мне предложили полную стипендию, которая также оплачивала всё: проживание, обучение. Мы с Дженнифер ухватились за эту замечательную возможность и просто прыгали от радости. Мы поженились тем же летом (она была на пятом месяце), а затем отправились в Иллинойс.
В Иллинойсе не было классной команды по греко-римской борьбе, но мне там всё равно нравилось. Я стал наставником молодых ребят. Я испытывал эйфорию от того, что помогал им составлять программу подготовки к матчам и оказывать всевозможную поддержку.
В университете я смог получить более глубокие знания по психологии, которую выбрал своей специальностью. Мне нравилась учёба и академическая атмосфера, которая окружала меня. Я был рад, что приехал. Тогда же родился мой сын Джош. Не так-то просто было совместить борьбу, учёбу и семью. Но стоило мне взять сына на руки, прижать его к груди, как жизнь приобретала совершенно иной смысл. И не было ничего дороже этой любви, любви к крошечному человеку, моему сыну. Нет ничего выше этого. Теперь-то я понимаю, что это время было лучшим в моей жизни.
В первый год учёбы в Иллинойсе я дошёл до национального чемпионата. Целью моей было завоевание хоть какого-нибудь призового места для того, чтобы попасть в команду All-American, являющуюся самым элитным атлетическим сообществом колледжа. Я хорошо выступил, победив в трёх из четырёх схваток. Участник выбывал после двух поражений по условиям турнира, поэтому всё, что мне предстояло сделать, так это одержать верх в пятом поединке. Я думал только об этом.