Путь бойца. Автобиография без купюр. О себе, победах и поражениях

Победу присудили Рэнди. Когда он стоял с поднятой в знак победы рукой, меня словно током ударило: это именно то, чем я хочу заниматься!

Рэнди выиграл только благодаря приёмам из борьбы, и это меня вдохновило. Морис был чемпионом мира по кикбоксингу, а Рэнди просто взял и уложил его на лопатки. Наша группа смотрела на это, и в то время, как другие получали удовольствие от зрелища, я анализировал каждую малюсенькую деталь в действиях Рэнди; для меня всё было важно; и я знал, что мне это по силам. Я могу валить людей и удерживать их на земле так же, как и он. И вот, оказавшись в новом спортивном зале, я мог научиться некоторым болевым приёмам и другим премудростям, отшлифовать своё мастерство. Внезапно это стало так очевидно, что как будто бы мне вручили ключи от какого-то королевства. Я тоже мог это делать. Я мог бы стать чемпионом!

Вот так я заинтересовался ММА. Как только я осознал, что могу достичь определённых высот в новом виде спорта, я бросился в него как в омут с головой, и продолжал тренироваться, выступать на любительских соревнования и лгать жене обо всём происходящем. Я провёл около двадцати любительских боев за два года на Тихоокеанском северо-западе и все их выиграл. Я хотел заявить о себе как о профессионале, но понятия не имел, какая пропасть между любительским и профессиональным уровнем. Очень скоро мне представился шанс.

***

Несмотря на мой энтузиазм в работе в сфере психического здоровья, я не мог всем помочь. Я столкнулся с несколькими очень грустными историями и часто сочувствовал пациентам. Я видел людей, жизни которых рухнули из-за психического расстройства. Они стали изгоями в собственных семьях. Родные не понимали, что именно произошло с их близкими. Родители, оказывая заботу, просто не знали, как правильно вести себя в подобных случаях. Их любимые дети стали совершенно другими, занимались совершенно идиотскими вещами. Они делали всё, чтобы попасть в беду. Тяжело было видеть, как болезнь ломала людей. Я действительно хотел что-то изменить, хотел помочь.

Конечно, это было нелегко, но каким-то образом я смог представить себя на их месте. Возможно, моя собственная борьба с одержимым поведением и булимией в старшей школе позволила мне проявить участие. Я знал, что такое отличаться от других и быть изгоем. То, через что я прошёл в старшей школе, было вроде психической болезни. Мне очень хотелось помочь всем.

Я всегда принимал во внимание их пожелания. Был один пациент, который получал небольшие выплаты по страховке с работы, поэтому я пошёл и купил ему компьютер. Никто не верил, что я это сделал. Этот парень не принимал лекарства регулярно, и все на него уже давно махнули рукой, считая, что он не сможет пользоваться компьютером или даже понять, что за штука перед ним. Но они недооценивали его. Может, он и был болен, но при этом умён. Он работал в магазине по продаже велосипедов, а до этого механиком. У него имелась семья. И он любил свой компьютер. Он снова почувствовать себя человеком.

В то время у меня был абонемент в спортзале в центре города, и я записал туда двух парней. Я подумал, что возможно, занятия пойдут им на пользу. Они могли бы научиться жить в режиме, контролировать свою жизнь и что-то в ней изменить. У них могла появиться хоть какая-то надежда на будущее.

Мне нравилось работать лично с этими ребятами. Я возил их в спортзал, мы катались на баллонах по маленькой речке, которая текла через город. Мне нравилось такое общение с ними. А законно ли это было? Не знаю. Во всяком случае, в моей должностной инструкции ничего об этом не говорилось. Я просто хотел дать им всё лучшее. Если бы я был пациентом, то, скорее всего, именно этого мне бы хотелось. Если бы мой психолог давал мне выбор между катанием на баллонах или посещением групповых встреч и приёмом лекарств, можете догадаться, каким бы оказался мой выбор, особенно, если тебе двадцать три года.

Я пытался сделать что-то другое для этих ребят, так же, как и обучить их жизненным навыкам. Если бы я взял их на реку Дешутес, может быть, в следующий раз они собрались бы вместе и сделали бы это самостоятельно. Все другие обращались с ними, как с больными, говоря им принимать таблетки и ходить на консультации. А как насчёт настоящей жизни?

Акцент ставился на то, чтобы пациенты смогли находиться в обществе: знали, что есть место, где они могут остановиться, что они не нарушают закон, могли бы принимать лекарства, получать деньги и не оказывались в больнице. Если всё шло по плану, то тебя считали классным специалистом. Но это существование, а не жизнь. В этом большая разница. Да, всё это очень важно, но в результате получается нуль, потому что человек просто сидит в квартире и гниёт.

Как я и говорил, такая работа была не каждому по плечу, иногда она могла даже привести к депрессии. Например, как-то я навещал одного парня, госпитализированного за членовредительство. Он очень сильно порезал себя ножом из-за того, что стыдился своего тела. Это было грустное зрелище.