— Можно и проиграть, безусловно. Всякое бывало у неофитов в мою бытность мистериором в Ордене. Свора Дикой Охоты во главе с предводителем — это не детская игра для любителей сказок. Это настоящая опасность. И обитатели иных миров в ночь Самайна приходят к нам именно на Охоту, за добычей, настроены они серьёзно. Пощады и послаблений ждать не стоит. Бывало, что кто-то забывал в спешке о правилах, призывал потоки божеств, после чего спокойно и без помех добирался до обозначенного места. Но без победы. Потому что нарушил правила. Таким неофитам приходилось вновь пытать счастья через год. Некоторые теряли нить маршрута, плутали всю ночь и не успевали добраться к финишу до наступления рассвета. Они проиграли. Дикая Охота выпила большую часть их Силы. Нет, они не умерли, но слегка откинулись назад в своём объёме Личной Силы. Болели несколько дней.
Учитель замолчал, вглядываясь в прошлое.
— Учитель, а были те, кто умер во время Дикой Охоты?
— Был при мне такой прискорбный случай, — с печалью в голосе ответил Азриэль. — Духи загнали послушницу Ордена к охотничьей яме с кольями, куда она и провалилась. Мы нашли её слишком поздно. Уже не было возможности спасти девушку даже магическими средствами.
Я сглотнул комок в горле, проникаясь серьёзностью предстоящей схватки.
— Ладно, ученик, не будем о грустном! Ты идёшь на бой за победой, а не за поражением. Маг не ищет смерти, но он готов к ней. Маг бьётся до конца за свою цель и своё намерение. И только превосходящая сила может остановить его. И то, только лишь физически. Потому что дух и намерение мага непоколебимы и несгибаемы в Вечности. Помни об этом в схватке. Оставшееся до начала время проведи в тишине, потрать его на направление своего намерения.
Пару часов я просидел в медитации, настраиваясь и выполняя ваджра-мудру[7], иное её название — «докко ин». Потом молча встал, легко оделся и направился к выходу. Учитель встал меня проводить. Он тоже молчал. Только одна фраза слетела с его губ:
— В добрый путь!
Я без звука кивнул и вышел в ночь.
Мороз невелик, да стоять не велит. Потому я довольно бодро, вприпрыжку добрался до опушки леса. Небольшой растущий полумесяц слегка освещал путь, а снег, ещё оставшийся местами на земле после таяния, усиливал этот слабый лунный свет своим отражением. Я остановился на секунду перед хвойником, сделал глубокий вдох и нырнул в чащу. До скалы Кара-Даг я уже несколько раз ходил. Дорога мне была знакома. Сложно заблудиться в известном лесу, где уже не раз виданные деревья и кустарники служат отличными ориентирами. Но в эту ночь я не узнавал лес. Всё было иным, будто я здесь впервые. Я не узнавал звериных тропок, не узнавал деревья и кусты. Снег покрывал ковёр из пожухлых листьев лишь частично, открывая чёрные прогалины. В густоте леса от полумесяца не было никакого толку. Поначалу я вообще ничего не видел, идя практически на ощупь в кромешной тьме. Потом всё-таки глаза как-то адаптировались к смутным отблескам. Ещё я почувствовал давление в области «третьего глаза» — привычная компенсация организма: когда один орган перестает работать на полную мощь, другие части тела стараются взять на себя часть функции нерабочего анализатора. Синие блики и сполохи перед глазами свидетельствовали о попытках моего тела «включить» фонарь Аджны-чакры, чтобы хоть как-то увидеть путь. Не знаю, помогло ли это, либо всё-таки крохи лунного света попадали на землю сквозь хвою, но видеть я стал лучше.
Наверное, где-то с треть версты я пробирался спокойно. Поспешая, но не бегом, наступая на носки и слегка подогнув туловище, чтобы успевать реагировать на перепады высот поверхности. А бугров, ямок, корневых древесных узлов в лесу завсегда хватает. И направление я чуял, несмотря на ночную мглу. Строго на север. По прямой, без отклонения.
А вот потом началась какая-то вакханалия… Со всех сторон на меня посыпались какие-то близкие и далёкие звуки разных птиц. Многих я никогда не слышал ранее. Я понимал: маловероятно, что эти звуки изданы горлом живых птиц во плоти, это добавляло страху, и я перешёл на лёгкую трусцу. Нижний ярус леса состоял из голых на зиму невысоких деревьев и кустарников. И они начали бить меня своими ветками. Я бежал, и складывалось впечатление, что древесные существа изо всех сил пытаются до меня дотянуться и больнее хлестнуть. Полукафтан как-то ещё спасал моё тело, а вот по лицу и рукам ветки иногда попадали очень больно, оставляя кровавые ссадины.