на вопросы о буддизме. Многие из этих стихов, подобно тем, что мы цитировали
из Дзэнрин Кушу, содержат прямое указание на Дзэн и его принципы. Однако точно
так же, как возглас Дун-шаня “Три фунта льна” был полон Дзэн, но не описывал
его, так и в поэзии наиболее впечатляют те дзэнские стихотворения, которые
“ничего не говорят”, т.е. не являются философским комментарием к жизни. Один
монах спросил Фэн Сюэ: “Когда и речь, и молчание одинаково недопустимы, как
пройти, не совершив ошибки?” Учитель ответил: Никогда не забуду Кьянзу в марте — Крик куропатки в зарослях благоухающих цветов!
[11-24]
Здесь, как в живописи, взят момент живой жизни в его “таковости” — как жаль, что приходится прибегать к такому слову — и наставники любили цитировать такое
двустишие или четверостишие из классической китайской поэзии, которые больше
ничего и не выражали.
Обычай использовать строчки из старой китайской поэзии для создания песен
также был популярен в литературных кругах, и в начале XI века Фудзивара Кинто
составил антологию из таких отрывков и из кратких японских стихотворений вака.
Он назвал ее Роэйсю, или Собрание ясных песен. Здесь сказывается то же
художественное видение мира, что и в картинах Ма Юаня или My Ци, где пустое
пространство оживляется несколькими взмахами кисти. В поэзии таким
267
пустым пространством является тишина, которой требует и которую создает
двустишие — безмолвие ума, а в действительности ощущается чувство, которое оно
вызывает — и тем сильнее, чем короче оно выражено.
К XVII столетию японская литература довела эту “бессловесную” поэзию до
совершенства в хайку,— стихотворении, состоящем всего из 17 слогов, которое
как бы оставляет тему, едва успев ее коснуться. Читателю не-японцу хайку часто
кажется лишь началом стихотворения, или даже его заглавием, и никакой перевод
не в силах передать впечатления, производимого его звучанием и ритмом. Как
правило, перевод передает только образ — но и это немало. Встречаются, конечно, и напыщенные хайку, подобные японским картинам на дешевых лаковых
подносах, изготовленных на экспорт. Хорошее же хайку — и об этом должен
помнить слушатель не-японец — подобно камешку, брошенному в заводь ума
слушателя: оно вызывает ассоциации в зависимости от богатства его собственной
памяти. Хайку приглашает слушателя к соучастию и к сотворчеству, а не
ошеломляет его, вызывая восхищение красующимся поэтом.
Развитие хайку было в основном заслугой Басё (1643-1694), чье чувство Дзэн
испытывало потребность выразиться в поэзии совершенно в духе у-ши — “ничего