Путь Дзэн

изданий этой книги более ранних, чем 1265 г. (Судзуки) или даже 1333

(Дюмулен). Существующий же текст обнаруживает название секты Шингон, родственной тибетскому ламаизму, которая появилась в Китае в VIII веке.

170

Можно предположить, что дза-дзэн был настолько общепринятым явлением в жизни

дзэн-буддийских монахов, что источники не считают даже нужным обсуждать его и

излагают доктрины, рассчитанные на более подготовленных учеников, давно уже

овладевших дза-дзэн. Однако это трудно согласовать со сведениями об огромных

толпах монахов и мирян, собиравшихся на некоторые собрания: неужели Китай в те

времена был полон достигшими йогами? Правда, такие собрания часто начинались с

краткого и весьма небрежного вступления: это учение предназначено для тех, кто

полностью овладел буддийскими добродетелями. Но скорей всего это значит, что

оно рассчитано на зрелого человека, который твердо усвоил обычные социальные и

моральные конвенции общества, так что нечего опасаться, что он станет

пользоваться буддизмом для прикрытия нарушений общепринятых приличий.

С другой стороны, можно предположить, что дза-дзэн, который критикуют учителя

таньской эпохи, — это дза-дзэн, практикуемый для достижения цели, ради

состояния Будды, а не просто как “сидение ради сидения”. Это совпадает с

возражением школы Сото против методов школы Ринзай, с ее коаном, “порождающим

великое сомнение”. Хотя школа Сото и не совсем права в своих упреках,— такое

объяснение может показаться правдоподобным. Дело, однако, в том, что у древних

учителей встречаются указания, что длительное сидение в одной позе — не лучше

состояния мертвого. Конечно, иногда нужно и посидеть — так же, как постоять, походить и полежать, но воображать, что сидение само по себе является какой-то

особой добродетелью — значит демонстрировать “привязанность к форме”. Поэтому

в своей книге Танъ-чжин Хуэй-нен говорит: 171

Живой человек сидит, а не лежит.

Мертвый человек лежит, а не сидит.

А в сущности, оба они — грязные скелеты.

Даже в японском Дзэн иногда встречается практика, которая не делает особого

упора на дза-дзэн, а стремится использовать для медитации обычный труд

человека. Это, несомненно, верно по отношению к Банкею [83, с.176-180], и этот

же принцип позволяет превратить в разновидность практики Дзэн обычные занятия

искусством и спортом, “чайную церемонию”, игру на флейте, живопись тушью, стрельбу из лука, фехтование и джиу-джитсу. Может быть, чрезмерный акцент на

дза-дзэн относительно других форм медитации появился позже как неизбежный