Мошка, безусловно, чувствует, что несколько дней ее жизни – это достаточно долгий промежуток. Черепаха, живущая несколько сотен лет, субъективно будет чувствовать то же, что и мошка. Не так давно средняя продолжительность человеческой жизни составляла примерно 45 лет. Сегодня она составляет 65–70 лет, но с субъективной точки зрения годы бегут быстрее, и смерть всегда приходит слишком рано. Как говорил Догэн,
Цветы уходят, когда мы не хотим с ними расставаться;
Сорняки приходят, когда мы не хотим их видеть.
Это совершенно естественно, совершенно по-человечески, и никакое растягивание или оттягивание времени ничего не изменит.
Напротив, измерение достоинства и успеха через призму времени и настоятельная необходимость гарантий многообещающего будущего делают невозможной свободную жизнь как в настоящем, так и в «многообещающем» будущем, когда оно наступит. Ибо нет ничего, кроме настоящего, и если вы не можете жить в нем, то вы нигде не можете жить. В «
Когда рыба плывет, она плывет и плывет, и у воды нет конца. Когда птица летит, она летит и летит, и у неба нет конца. С самых древних времен не было ни одной рыбы, которая бы выплыла из воды, и ни одной птицы, которая бы вылетела за пределы неба. Но когда рыбе нужно лишь немного воды, она использует лишь немного; а когда ей нужно много, она использует много. Так, кончик ее головы всегда находится у внешнего края [ее пространства]. Если птица вылетит за этот край, она умрет, так же и рыба. Рыба создает свою жизнь из воды, а птица – из неба. Но эта жизнь создается птицей и рыбой. И в то же время жизнь создает птицу и рыбу. Таким образом, есть рыба, вода и жизнь, и все они создают друг друга.
Но если какая-нибудь птица захочет сначала исследовать размер неба или какая-нибудь рыба захочет исследовать протяженность воды, а затем попытается летать и плавать, она никогда не найдет свои собственные пути в небе или воде. [122]
Эта философия сводится не к тому, что не нужно смотреть, куда идешь, а к тому, что из того, куда идешь, не нужно делать нечто намного более важное, чем то, где находишься сейчас, иначе не будет никакого смысла идти.
Таким образом, жизнь дзэн начинается с разрушения иллюзий о преследовании целей, которых на самом деле не существует, – добра без зла, удовлетворения «я», которое есть всего лишь идея, и завтрашнего дня, который никогда не придет. Ибо все эти вещи – это обман символов, выдаваемых за реальность, и преследовать их – все равно что пытаться пройти сквозь стену, на которой какой-то художник, придерживаясь законов перспективы, изобразил открытый проход. Короче говоря, дзэн начинает с точки, где нечего больше искать, нечего добиваться. Дзэн не стоит считать системой самосовершенствования или методом становления Буддой. Как говорил Линьцзи, «когда ищешь Будду, теряешь Будду».
Ибо все идеи о самосовершенствовании или о становлении кем-то или обретении чего-то в будущем связаны исключительно с нашим абстрактным образом себя. Преследовать их – значит придавать этому образу все больше реальности. С другой стороны, наше истинное, неконцептуальное «я» уже является Буддой и не нуждается в совершенствовании. С течением времени оно может расти, но мы ведь не виним яйцо в том, что оно не цыпленок, или свинью в том, что ее шея короче, чем у жирафа. В одном стихотворении в
В весеннем пейзаже нет ни высокого, ни низкого;
Цветущие ветви растут естественно, одни длинные, другие короткие. [i]