Чувство субъективной изоляции также основано на неспособности увидеть относительность произвольных и непроизвольных событий. Эту относительность легко почувствовать, если понаблюдать за своим дыханием, потому что небольшого изменения точки зрения достаточно, чтобы чувство «я дышу» сменилось чувством «что-то дышит мною». Мы считаем наши действия произвольными, если им предшествует решение, и непроизвольными, если они происходят без решения. Но если само решение произвольно, то каждому решению должно предшествовать решение принять решение – и так до бесконечности, но, к счастью, этого не происходит. Как ни парадоксально, если бы нам пришлось принимать решение о принятии решения, то у нас не было бы свободы принятия решений. Мы свободны принимать решения, потому что решения просто «случаются». Мы просто принимаем решение без малейшего представления о том, как мы это делаем. По сути, это происходит ни произвольно, ни непроизвольно. «Почувствовать» эту относительность – значит обнаружить еще одну необычную трансформацию нашего опыта в целом, которую можно описать двумя способами. Я чувствую, что все происходящее зависит от моих решений, или я чувствую, что все, включая мои решения, просто происходит спонтанно. Потому что решение – самое свободное из моих действий – просто происходит, как икота внутри меня или пение птиц снаружи меня.
Такой взгляд на вещи наглядно описал современный мастер дзэн Сокэй-ан Сасаки:
Однажды я стер со своего ума все представления. Я отказался от всех желаний. Я отбросил все слова, которыми я пользовался при размышлении и молчании. Я чувствовал себя несколько странно – словно меня куда-то относит или словно я прикасаюсь к какой-то неведомой мне силе… и бац! – я вошел. Я потерял границы своего физического тела. Конечно, у меня была кожа, но я чувствовал, будто стою в центре космоса. Я говорил, но мои слова утратили смысл. Я видел, как ко мне приближаются люди, но они все были одним и тем же человеком. Они все были мною! Я никогда не знал этого мира. Я думал, что я был создан, но теперь я должен изменить свое мнение: я никогда не был создан; я был космосом; не существовало никакого индивидуального господина Сасаки [118].
Итак, очевидно, что избавиться от субъективного различия между «я» и «моим опытом», увидев, что моя идея обо мне не является мною, – значит обнаружить настоящую связь между мной и «внешним» миром. Индивид с одной стороны и мир с другой – это лишь абстрактные рамки или термины конкретной реальности, которая находится «между» ними, подобно тому как конкретная монета находится «между» абстрактными, эвклидовыми поверхностями двух своих сторон. Точно так же реальность всех «неразделимых противоположностей» – жизни и смерти, добра и зла, наслаждения и боли, прибыли и убытка – это то «между», которое мы не можем описать словами.
Отождествление человеком себя со своей идеей о себе дает ему обманчивое, ненадежное чувство постоянства. Ведь эта идея является относительно фиксированной, основанной на тщательно отобранных воспоминаниях о прошлом, фиксированных и неменяющихся воспоминаниях. Общественная условленность мотивирует фиксацию идеи, потому что полезность символов зависит от их устойчивости.
Таким образом, условленность побуждает человека ассоциировать свою идею о себе с такими же абстрактными и символическими ролями и стереотипами, поскольку это поможет ему сформулировать однозначную и понятную идею о себе. Но когда он отождествляется с фиксированной идеей, он осознает «жизнь» как нечто, что течет мимо него – тем быстрее, чем старше он становится, чем более жесткой и подкрепленной воспоминаниями становится идея. Чем больше он пытается ухватиться за мир, тем больше он ощущает его как процесс в движении.