Путь голема

— Думаю что именно так. Речь даже не в самой империи а процессе. Его уже не остановишь. Они не гнушаются грести бойцов даже из тех миров, которые им не интересны и не входят в их планы. Так Достоевский сюда и попал. Знаешь, лично мне он не нравится, но вызывает уважение. Он уже хрен его знает, какой по счету император, но такой быстрой карьеры не было ни у кого.

Наш разговор прервало многоголосое кваканье, переросшее в скандирование. У нас так обычно орут «шайбу, шайбу», «давай, давай» и «наливай, наливай».

— Требуют, чтобы я спел, — чуть ли не покраснев, сказал Сухов. — Любят заразы. — Ополовинив кружку, он предложил: — Димыч, а давай вдвоем?

— Да ну, — отмахнулся я. — Я с музыкалки не пел.

— А голос был что надо. И слух…

— Опять мысли читаешь?

— Не ломайся. Чай не девочка, — он щелкнул пальцами, и тут же наступила тишина. Необъятная хозяйка лично поднесла музыкальный инструмент и слюняво чмокнула Сухова в лоб.

— Начинай, — вытираясь, скомандовал он, когда она удалилась. — Никак ее не отучу… Нет, нет, подожди. — Он чуть ли не ладонью закрыл мне рот. — Совсем забыл. У меня подарок для тебя есть.

— Подарок?

— Тс-с-с, — приложил палец к губам Сухов, не порть момент. Я кой чего в твоей дыне еще тогда нарыл… Тебе понравится. — Он еще раз щелкнул пальцами.

Из-за прилавка появилась хозяйка с мешком в руках. Заговорщицки улыбаясь, она водрузила его на стол и подмигнула мне. Хорошо хоть тоже в лобик не чмокнула. Каратели одарили ее косыми взглядами и не почувствовав угрозы продолжили трапезу.

— И? — поинтересовался я, глядя на мешок из под картошки, перевязанный пестрой тряпкой, выполняющей роль подарочной ленты.

— Открывай, — потер руки в предвкушении Сухов.

— Не может быть! Трехрядка. С перламутровыми клавишами.

Закинув ремень на правое плечо, я разместил баян на коленях. Чуть потянув мехи, я коснулся перламутровых клавиш. И наступила тишина. Давно забытые ощущения. Я несмело пробежался по клавишам, вспоминая гамму. Пальцы левой руки привычно нащупали вмятинку на басовых кнопках. Баян вздохнул и…

— Что это было? — в полной тишине спросил Сухов.

— Полонез Огинского. Прощание с родиной. Автор покинул родину после подавления восстания, в котором участвовал. Символично, не находишь? Ну что, товарищ красноармеец, поехали?

Он согласно кивнул и впервые за многие годы я, закрыв глаза, запел:

Черный ворон, черный ворон,
Что ты вьешься надо мной?
Ты добычи не добьешься,
Черный ворон я не твой.

Зазвенели струны, вплетаясь в мотив казачьей песни, и голос, так похожий на мой подхватил:

Что ж ты когти распускаешь
Над моею головой?
Иль добычу себе чаешь?
Черный ворон, я не твой!

Оторвались от трапезы мои подружки. Вытирая глаза передником, опустилась на лавку хозяйка. Официантки забыли и про подносы и про клиентов. И клиенты забыли про щипание пышных задниц девок и про выпивку. На цыпочках детина переместился к нам, и присел рядом с Суховым. За его спиной беззвучно образовался еще десяток подобных уголовных личностей.

Сухов подмигнул мне, мол, давай Димыч. И я дал. Все что помнил с тех дано забытых времен. Передернув меха, я затянул во весь голос:

Завяжу смертельну рану
Подаренным мне платком,
А потом с тобой я стану
Говорить все об одном.

Детина шевелит губами, словно стараясь повторить незнакомые слова, а бригада за его спиной… Никогда не думал, что музыка на такое способна.

— Ты хотел армию? Будет тебе армия! — крикнул Сухов.

— Но я…

— Я тебя читаю, — улыбнулся он и ударил по струнам:

Полети в мою сторонку,
Скажи маменьке моей,
Ей скажи, моей любезной,
Что за родину я пал.

Я сделал паузу. Лиля. Тимоха. Прыщ. Ильич. Дайлушка. Вся накопившаяся в душе боль и тоска вырвались через слова:

Отнеси платок кровавый
Милой любушке моей.
Ты скажи — она свободна,
Я женился на другой.

— Что дальше? Зачем мне армия? — спросил я в пол голоса, на очередном проиграше.

— Ты станешь императором.

— Я не хочу!

— У тебя нет выбора. Ты же не хочешь, чтобы они умерли? — крикнул Сухов и подхватил последний куплет:

Взял невесту тиху-скромну
В чистом поле у ручья,
Обвенчальна была схваха —
Сабля вострая моя.

— Грустная песня, — сказал Сухов. — Вот только смысла не пойму.

— Прощальная. Погиб казак.

— Символично.

— Издеваешься?