Путь Яна

Я очень уважал людей, которые любили солдат. Сам я смог лишь на короткое время, прежде чем признался Яну, что не могу этого сделать. Во мне этого не было. Меня убило бы постоянное чувство страха, постоянное беспокойство, и я достаточно знал о том, кто я есть, чтобы это изменило меня, превратив в того, кем я не хотел быть. Но ставить ему ультиматумы было не по мне. Это было не мое место. Я бы никогда так не поступил ни с кем, заставив их выбирать между мной и своей мечтой. Это было нечестно и неправильно. Мне очень повезло, что, когда я сказал Яну, что не могу этого сделать, не могу сидеть дома, ждать и гадать, он уже сделал свой выбор, и оставить меня ему тоже не подходит.

Дома, позже тем вечером, я был тихим, и он заметил это.

– Что с тобой? – спросил он, вернувшись после того, как побросал теннисный мяч для Цыпы, стоя у подножия лестницы, ведущей на наше крошечное заднее крыльцо.

– Ничего, – пробормотал я, глядя на темно-зеленую траву, древние дубы и чувствуя, как тепло в девять вечера. Все вокруг казалось залитым голубыми тенями, и от влажности моя кожа была липкой.

– Скажи мне, – приказал он, поднимаясь на ступеньку за ступенькой, словно преследуя меня.

– Мне просто интересно, ты когда-нибудь думал: «Хотелось бы мне, чтобы Миро был сильнее»?

– В каком смысле?

Я пожал плечами.

Тогда он ухмыльнулся - так, что в уголках глаз появились морщинки, а на губах заиграли убийственные нотки.

– Как бы тебе этого ни хотелось, я не умею читать мысли.

Присев на крыльцо, я уставился на него, остановив его восхождение ко мне.

– Ты хотел бы, чтобы я был таким же удивительным, как эти женщины сегодня? Чтобы у меня хватило сил позволить тебе остаться солдатом?

Он насмешливо хмыкнул.

– Мне надоело быть солдатом, ты же знаешь.

– Да, но ты чувствовал себя виноватым, когда узнал, что твои друзья погибли.

– Не виноватым, – заверил он меня. – Больше нет. Раньше я думал так же. Я был уверен, что только я могу выполнять свою работу, но это не так. Особенно сейчас, когда я уже несколько лет не в деле, это замедляет тебя. Нужно иметь рефлексы на волоске, а это уже не про меня.

Я кивнул.

– Сейчас я много говорю. Я убеждаю людей делать то, что я говорю, и должен сказать, что теперь у меня гораздо больше чувства выполненного долга.

– Неужели? – с надеждой спросил я.

Он сел рядом со мной и наклонился вбок, чтобы поцеловать мой висок.

– В чем, собственно, дело?

– Скажи мне, почему это лучше, – умолял я.

Он пожал плечами.

– Я больше не держу человека на мушке, чтобы заставить его подчиниться. Они делают то, что я хочу, потому что доверяют мне.

Это была правда. Все доверяли Яну. Беглецы, которых он приводил, верили, что он не причинит им вреда. Люди, выполнявшие его приказы, верили, что он преследует их интересы, а его друзья верили, что он всегда их прикроет.

– Я больше не могу представить себя в перестрелке. Я стал гораздо больше переговорщиком. Я бы хотел поговорить со всеми и найти решение.

– Но ведь и солдатом ты был счастлив.

– Это правда, – согласился он, – я был счастлив. В этом выборе было много личной гордости и удовлетворения.

Мое сердце упало.

– Но подумай вот о чем, – сказал он, скользнув рукой по моему голому колену. – Если бы ты не сказал мне, что я нужен тебе всегда рядом, а не на расстоянии, я бы никогда не узнал, что во мне есть нечто большее, чем просто сила в моем теле и то, как быстро и точно я могу стрелять.

Я повернулся, чтобы посмотреть на него, и заметил, что он смотрит на тот же двор, что и я несколько минут назад.

– Когда Кейдж заставил меня встать на позицию, о которой я не имел ни малейшего представления, это было чертовски страшно, но потому что он верил, и, что еще важнее, ты... Я старался.

– Ты действительно хорош в своей работе, Ян, – сообщил я ему. – Не то чтобы тебе нужно было говорить об этом, потому что ты и так знаешь.

– Знаю, – самодовольно ответил он, и мне пришлось улыбнуться; из-за того, что он приподнял бровь, было невозможно избежать этого. – И я хочу продолжать двигаться вверх, и я надеюсь, что это будет здесь, в Чикаго, но если это не так, то это не так. У меня есть вещи, которых я хочу сейчас, и все эти мечты включают тебя, так что... ты создал это новое существо, которым я являюсь, так что ты должен взять на себя ответственность.

– Беру. Ты же знаешь.

– Тогда ладно, – проурчал он, откидываясь назад, обнимая меня за плечи и крепко прижимая к себе. – Никогда не беспокойся о том, что я больше не солдат. Это не про меня. Я хочу, чтобы все были дома, в безопасности. Миссии для меня вторичны. Все мои ориентиры изменились, и это уже не вернуть.

– Я очень рад этому.

– Да, я и сам этому очень рад.

И мне было приятно это слышать, потому что время от времени я нуждался в этих словах, чтобы знать, что приземленность, счастье и дом - это новая нормальная жизнь Яна Дойла.

****