Путь к Босфору, или «Флейта» для «Императрицы»

Серая колонна валко протрусила за край приоткрытой калитки, оставив за собой только вскипевшее месиво грязи и луж.

– Что-то мне это тоже не нравится… – перевела дух Арина, привалившись спиной к чёрной железной створке.

Оба они слышали рассказы госпитальных ветеранов, как те попадали в подобную переделку ещё во время Августовского сражения. Тогда в местечко, где квартировал Третий фронтовой госпиталь, внезапно вошли немцы. Но всё обошлось визитом обер-офицера, который, убедившись, что раненые и больные – сомнительный приз, не стал даже препятствовать эвакуации вдогон отошедшей 10 армии. Разве, что…

«Такого коныка лихого забрав, – сокрушался ездовой Наливайченко. – Антихрист!»

Зачем же теперь понадобилось столько солдат?

– На вокзале бой, – с сомнением заглянула в лицо Вадима Арина расширенными синими глазами. – Проберёмся?

Иванов (первый) прочитал в открытом, до хрустальной прозрачности, взгляде всё недосказанное: «Кто сказал, что брат вообще знает о самодельном графском аэродроме? А вдруг, не дотянув до него, Кирилл сел в каком-нибудь другом подходящем месте, хоть в луговой пойме Килесмы? А вдруг… Вдруг он вообще не сел?»

И всё-таки раньше, чем он прожевал в губах первую букву, Арина коротко кивнула.

– Попробовать надо.

Морская хроника

Поход Черноморского флота в связи с появлением неприятельских крейсеров «Бреслау» и «Гамидие» у кавказского побережья.

Черноморский флот в составе линейных кораблей «Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон», «Три святителя» и «Ростислав», крейсеров «Память Меркурия» и «Кагул» и семи миноносцев утром вышел в море и взял курс на Туапсе. Около 20 часов того же дня в темноте произошла встреча флота с «Бреслау» и «Гамидие», шедшими в кильватерной колонне.

Обе стороны открыли стрельбу. Вторым залпом крейсера «Память Меркурия» был сбит прожектор «Гамидие». Неприятельские корабли отвернули и, продолжая стрелять, скрылись в темноте. На «Евстафии» неприятельским снарядом было повреждено одно 305-мм орудие.

Вслед за этим флот совершил обход анатолийского побережья, причем миноносцы шли под самым беретом, осматривая бухты; за поход от Синопа до Ризе ими было уничтожено до 50 неприятельских барж и парусных судов.

Кирилл

Марта, сколь ни была увлечена цветными горошинами монпансье – показательно прямо-таки, – всё ж косилась на соседа по козлам неутомимо, будто на деревенском жениховстве, так что Иванов (второй) хочешь не хочешь, должен был «соответствовать». Накинул на плечи френч английского кроя с накладными карманами, забросил назад русые волосы растопыренной пятернёй – так виднее был романтический излом шрама, приподнимавшего бровь насмешливо и скептически…

И помрачнел вдруг, выпустил из виду лукавое личико Марты, хоть и не мог не заметить, как выгодно обрамляют его белокурые локоны, кружево чепца под платком, как задорно поблёскивают глаза, даром, что полупрозрачные, как серый лед в полынье.

«Что там Кирка? Одна в чужом городе, – нахмурился вдруг Кирилл, слепо не попадая в предложенную Мартой жестянку. – Ладно, в городе – почитай в другой стране. Тут всякого Цукермана, будь он немец или его первый друг – еврей, – казаки вчера ещё в контрразведку тащили за то, что ворон считал на вокзальной платформе, или упёрся, что “дюбека” нет в лавке, а сегодня Цукерманы газеты из рук выхватывают – ждут немца после Мазурского отступления. Уверовали. А уж как на барышню выразительно монгольских кровей смотреть станут – тем подозрительней, что с виду “из благородных”, – тут и вовсе не угадаешь. На неё и в Питере, всяко повидавшем, иной “Фамусов дядя” оглядывался с недоумением. А тут, где “дикие татары” – явление никем не виданное, но общеизвестное, – как глянут? Послушать здешний рынок – так только и слышишь, что русская армия – “орда”, а не армия. Крысиное нашествие, с которым культурный человек только газом и может совладать…»

Наверное, выражение лица у лейтенанта невольно сделалось зло-неприязненным, – Марта даже растерялась слегка, подобралась, не зная чего ожидать. Шутка ли – вон, как хрустит стеклярусом монпансье, точно семечки грызёт, одну за другой, опустошая банку.

«Кирку, как воплощение монгольской хитрости и азиатского коварства царской жандармерии, уже, поди, “взял на карандаш” какой-нибудь гостиничный швейцар Абрам Абрамович, чтобы при случае сдать новым постояльцам, как придут…»

Кира.

Гостиница «Европа». Гробин

…Гостиничный портье Адам Иванович, и в самом деле, заглянул для верности в «гроссбух» регистрации постояльцев, прежде чем послать мальчишку в вестибюль гостиницы:

– Вон, видишь, барышня э… экзотическая такая?

– Инородка, что ли?

– Ну, вроде как. Пригласи. Мол, «извольте-с». Да утри нос наконец. Да не рукавом, варвар! – яростным шёпотом добавил старик, но уже вдогонку.

Мальчишка в подстреленных штанах на помочах, но в провинциальной пародии на фирменную ливрею, нырнул под раскидистую пальму, растопырившую зелёные ладошки над плюшевым диваном.