Господин Велюров, и впрямь, директор передвижного биоскопа[7]
(а синематограф, как известно, в провинции такое же ярмарочное событие, что и бродячий цирк-шапито) – Эжен Викторович Велюров поморщился.Сосредоточение эскадры – в 8 милях ниже «Узости» у Чанак-кале. Оттуда движение: сначала английские 4 линкора, затем французские.
…Корабли медленно продвигаются вперед. Турецкие гаубицы бьют с холмов, стреляют форты и корабли, землю сотрясает грохот орудий.
«Голуа» (французский) получил серьезную пробоину ниже ватерлинии, у «Инфлексибла» фок-мачта в огне и рваная пробоина в правом борту, а «Агамемнон», получив за двадцать пять минут двенадцать попаданий, отворачивает в сторону. Пока что ни один корабль не понес заметных потерь в боевой мощи.
Для турок ситуация становится критической. Некоторые пушки заклинило, а половина из них завалена землей и обломками, разорвана связь между артиллеристами и корректировщиками огня, а немногие уцелевшие батареи ведут все более и более хаотический огонь…
…Поморщился и тайный советник Рябоконь Андрей Миронович, числившийся по восьмому делопроизводству Департамента полиции или особому управлению уголовного сыска:
– Вот объявился наш «Иллюзион» теперь в Архипове. Это в сторону отсюда вёрст пять, – советник поджал тонкие губы, прикрыл глаза, будто прислушиваясь к мерному стрекоту автомобильного мотора, а то и засыпая, но вдруг пробормотал: – А знаете, чем меня более всего беспокоит этот «скитающийся Люмьер»?
– Известно. Три покойника и трое без вести пропавших за три месяца гастролей этого «Иллюзиона» по внутренним губерниям. И все тем или иным боком связаны с этим шапито, – отозвался его шофёр-адъютант.
Без особой, впрочем, живости, – только из привычки поддакивать начальственным рассуждениям вслух.
– Нет, Серафим, – покачал Андрей Миронович фуражкой в белом чехле. – Куда любопытнее, что этот «кровавый», прости господи, аттракцион путешествует, ничуть не придерживаясь соображений финансовой выгоды.
– То есть как, Андрей Миронович? – заинтересовался наконец Серафим.
И в самом деле, на серафима иконного смахивающий – белокурый и розовощекий, как с копеечной бумажной иконки. Вот только в армейском мундире с погонами подпоручика – две звёздочки на парадном золоте.
– А так, что в Курске сейчас весенняя выставка фермерских машин и, как водится, попутно большая ярмарка, – не совсем понятно ответил тайный советник. – А нашего «Люмьера» в Архипов понесло, где, что? – неожиданно спросил он.
– Что? – машинально переспросил адъютант, с треском всаживая пониженную передачу перед подъёмом.
– А ничего! И никого! – с непонятным торжеством констатировал полицейский чин. – Кроме трёх старух на завалинке. В чём резон, спрашивается?..
– Не знаю, – пожал плечами бывший поручик.
– Вот и я не знаю, – вздохнул Андрей Миронович. – Пока. Но чую, что-то тут ещё сложнее, чем уголовщина.
– Контрабанда?
– Может быть… – отмахнулся советник от рыжей пыли, вздыбленной колёсами «Ford-T» на глинистом косогоре подъема. – А может, и того хуже… – проворчал он глухо, прикрыв рот белой перчаткой.
Помощник его и не расслышал последней реплики:
– Может, это из оперы, в которой мой братец играет теперь в Севастополе. Он там в отделении контрразведки таких чудес насмотрелся, что… Поворачивай! – уже в голос крикнул Андрей Миронович, увидав на вершине косогора верстовой полосатый столб с указателем вправо: «Архиповъ».
Форт 13 на берегу Галлиполи заволокло дымом от внутреннего взрыва. Стрельба становится все более судорожной, и в 13.45, после почти двух с половиной часов непрерывного обстрела, практически замирает.
Де Робек вводит шесть линкоров, ожидавших в арьергарде.
Линкор «Сюффрен» (французский), повернув на правый борт, повел свои однотипные суда вдоль берегов залива Ерен-Кеуи на азиатской стороне. В 13.54 «Бове», следовавший прямо за кормой «Сюффрена», содрогнулся от взрыва, из палубы вырвался столб дыма. Корабль, всё ещё на большой скорости, перевернулся, пошёл вниз и исчез. Всё произошло за две минуты. Как сообщал один очевидец, корабль «просто скользнул вниз, как блюдце скользит в ванне». Капитан Ражо и 639 моряков, застигнутых между палубами, утонули в одночасье.
В 16.00 настало время для тральщиков. Две пары тральщиков, ведомые командиром на сторожевом катере, выбросили тралы, и, кажется, все было в порядке: выловлены и уничтожены три мины. Но когда они оказались под огнем вражеской артиллерии, вспыхнула паника: все четыре развернулись и, несмотря на все попытки командира вернуть их назад, ушли из пролива. Другая пара исчезла, даже не выпустив тралов.
С походным «сидором» на плече в тамбур, неловко из-за хромоты, взобрался почти мальчишка в солдатском обмундировании, но в офицерских сапогах шевро, а главное, с крестиком «Георгия» на колодке.
Но и того мало, по здравому рассуждению, чтобы скорый останавливать?