Путь к океану (сборник)

Сильное волнение мешало «Николаю I» прибли­зиться к берегу. В Петровском зимовье нетерпеливо ждали известий, привезенных кораблем, и капитан-лейтенант Бачманов на трехлючной байдарке пустился в море навстречу «Николаю I». Он уговорил Буссе довериться кожаному суденышку и переправиться на берег. Отказаться под взглядами моряков было не­ловко, и Буссе согласился. Вымокший и немного оша­левший от стремительных бросков в бурунах, он вышел на берег против домиков Петровского зи­мовья.

Невельской встретил майора приветливо, внима­тельно присматриваясь к нему. Чопорная подтяну­тость и гвардейская самоуверенность Буссе не по душе пришлись Геннадию Ивановичу. Майор доложил, что привез десант, вполне обеспеченный для зимовки на Сахалине, и одного только офицера, лейтенанта Рудановского, на том основании, что якобы офицеры при десанте на Сахалин должны быть командированы из экспедиции. Он полагал, что Невельской немедлен­но свезет на берег отряд из 70 человек со всем снаря­жением и будет ожидать бриг «Константин», чтобы провести его при помощи катера «Надежда» через лиман, а сам Буссе на корабле «Николай I» немед­ленно отправится в Аян и далее в Иркутск получать почести и награды. Буссе, не имевшему понятия о мо­ре и местных условиях, казалось удивительным, по­чему Невельской не выполняет приказаний свыше. Многое в действиях Невельского и его помощников коробило вылощенного гвардейца. И особенно его возмущало дружеское, деловое сотрудничество и де­мократизм в отношениях между членами экспедиции, лишенных всякого подобия льстивого угодничества, чинопочитания и субординации, к которым привык этот типичный николаевский служака, по словам Невельского.

«Он многому удивлялся там и никак не мог понять дружеского и как бы родственного моего обра­щения с моими сотрудниками офицерами, какое он вдруг увидел. Он никак не мог допустить, чтобы на­чальник, облеченный огромною самостоятельною властью, каковым я был тогда в крае, мог дозволять подчиненным ему офицерам рассуждать с ним, как с товарищем, совершенно свободно разбирать все его предложения и высказывать о них с полною откровенностью свое мнение. Н. В. Буссе было чуждо и непонятно, что всякая в то время командировка офице­ра для исследования края была совершаема вне по­веления, почему и лежала единственно на моей ответ­ственности, и что при каждой такой командировке по­сланный офицер должен был быть проникнут чувством необходимости и полезности оной для блага отечества. Я должен был воодушевлять моих сотрудников и по­стоянно повторять им, что только при отчаянных и преисполненных опасностей и трудностей действиях наших мы можем не только отстранить потерю края, но и привести правительство к тому, чтобы он навсег­да был утвержден за Россией. Вот что нас связывало всех тогда как бы в одну родную семью. Весьма естественно, что это было непонятно не только г Бус­се, но и всем высшим распорядителям в С.-Петер­бурге».

В дневнике, опубликованном впоследствии, Буссе с осуждением и явным трепетом говорит о смелости действий Невельского, не боящегося выходить из ра­мок инструкций для пользы дела[50].

Однако о своих бурных протестах против посылки на сахалинскую зимовку и о своем недовольстве рас­поряжениями Невельского он не упоминает.

Буссе мечтал вскоре покинуть ненавистный ему край. Но жестокий удар и разочарование подстерега­ли его.

Рассмотрев ведомость запасав, привезенных с Кам­чатки, Невельской увидел, что Завойко с формальной стороны достаточно снабдил всем отправляемых на Сахалин людей, но на самом деле для суровой зимовки в пустынном и диком крае запасов было мало. Со­вершенно отсутствовали товары для обмена на све­жую пищу, инструменты для построек. Не хватало чаю, водки и табаку. Не было врача и даже медикаментов, необходимых для такого рода зимовки целой сотни людей[51].

Геннадий Иванович, раздраженный преступным легкомыслием чиновников, обрекающих людей на болезни и лишения в этом крае, заявил Буссе, что зи­мовка десанта на Сахалине далеко не обеспечена и, следовательно, возлагаемое на него поручение не вы полнено.

– То есть как-с? – возразил майор, свысока поглядывая на Невельского. – Все это есть следствие ошибочных расчетов в Петербурге, а с моей стороны сделано все возможное.

Геннадий Иванович шагал по комнате в раздра­жении. Старый потертый сюртук его был расстегнут, полуседые волосы всклокочены, движения резки и по­рывисты. Все это мало походило на привычную для Буссе изящную подтянутость николаевских офицеров и вызывало в нем неприязнь и сознание собственного превосходства.

– Ах, вы считаете, что сделали все возможное! – вспылил Геннадий Иванович. – Так вот извольте-с выслушать меня.

Невельской объяснил майору, что надежды на при бытие брига «Константин» почти нет. Двойная же переброска грузов с «Николая I» на берег, а потом сно­ва на бриг почти невыполнима по условиям порта и из-за наступающего сурового времени года. Буксировка судов в лимане при помощи катера «Надежда» тоже невозможна.