«Ух, ты, ёлочки зелёные! Прямо-таки парадный зал какого-то рыцарского средневекового замка», — заявил восторженный внутренний голос. — «Высокий потолок со «вторым светом». Узкие стрельчатые окна, частично застеклённые цветными изысканными витражами. Тёмные бревенчатые стены, завешанные картинами в тяжёлых позолоченных рамах, различными геральдическими гербами, самым разнообразным холодным оружием, а также головами благородных оленей, лосей, косуль и диких кабанов…. Какие же у этих звериных голов — печальные стеклянные глаза. Какие же печальные, Боги мои…. В огромном камине, сложенном из дикого тёмно-серого камня, негромко потрескивает, не смотря на летнее время года, ленивый жёлто-оранжевый огонь. На многочисленных полках и полочках красуются искусно-сработанные чучела самых различных птиц: гусей, лебедей, уток, аистов, глухарей и тетеревов.… Это, братец мой, не просто «средневековый замок», а, судя по всему, «охотничий средневековый замок». Две большие разницы. Для тех, кто понимает, конечно…. А ещё и негромкая музыка слышна. Приятная такая. Мелодичная…. Ага, в стороне от камина, на низеньком полукруглом подиуме, стоит массивный чёрный рояль, а за ним на изящном стульчике — боком к нам, и небрежно перебирая длинными нервными пальцами чёрно-белые клавиши, — сидит человек…».
Мужской приятный голос, слегка глоссируя, запел — на безупречном русском языке:
Голос стих. Рояль замолчал.
— Какой красивый романс, — восторженно захлопала в ладоши романтически-настроенная Ванда. — Щемящий такой…. Браво, маэстро! Браво!
— Спасибо, вежливая гостья, — поднявшись из-за рояля, поблагодарил мужчина.
Поднялся, поблагодарил, обернулся и, удивлённо округлив тёмно-карие глаза, замер, превратившись в неподвижную статую.
«Романс, действительно, очень занятный, симпатичный и щемящий», — признал меланхоличный внутренний голос. — «Наше с тобой, братец, общее сердце, по крайней мере, до сих пор подрагивает в учащённом режиме…. Хозяин здешних мест? Приметный такой господинчик средних лет, выряженный в тёмный сюртук старинного покроя, без меры украшенный — во многих местах — пышными светло-сиреневыми и тёмно-жёлтыми кружевами. Записной модник и заскорузлый любитель Средневековья, не иначе…. Стоит, понимаешь, столб столбом, и буквально-таки пожирает симпатичную Ванду глазами. Даже рот слегка приоткрыл от полного и окончательного обалдения…. Это он в таком неземном восторге от её сегодняшнего крестьянского облика? Или же здесь что-то другое?».
— В чём дело, милейший? — забеспокоился ревнивый Лёха. — Прекращайте смущать мою юную и скромную супругу такими…э-э-э, пристальными взглядами…. Что-то случилось?
— Случилось? — засмущался «приметный господинчик». — Просто, вот, сами взгляните, — неуверенно ткнул указательным пальцем в сторону большой картины, висящей практически над роялем. — Ничего, честное слово, не понимаю…
«Красивая молодая женщина в шикарное бальное платье. Весьма красивая и очаровательная», — взглянув на картину, решил Егор. — «Стройная, изящная, с гордой, очень длинной белоснежной шеей. А глаза — тёмно-серые, с лёгкой и загадочной поволокой. Такие глаза, штатским гадом буду, способны свести с ума кого угодно: и принцев, и нищих…. Стоп-стоп. Да это же наша Ванда — один в один…. Как такое может быть?».