– Что тут сказать? Я может и люблю тебя, но глазурь люблю немного больше. – Он проглатывает печенье, а потом открывает рот, чтобы откусить еще кусочек, но я запихиваю печенье в рот, вскидываю брови и награждаю его самонадеянным взглядом.
На его лице также проявляются дерзкие черты, а затем он накрывает мой рот своим, просовывая язык между моих губ, пытаясь украсть кусочки жеваного печенья.
Я отшатываюсь, смеюсь и корчу гримасу отвращения.
– Ты такой отвратительный, – говорю я, вытирая рот тыльной стороной ладони.
Он, улыбаясь, облизывает губы.
– Я выиграл.
Я высовываю язык, на котором прилипли кусочки жеваного печенья.
– Вот это ты только что съел.
Его язык снова скользит по губам.
– И оно было очень-очень вкусным.
Я качаю головой, но не могу перестать улыбаться, а потом закатываю глаза, потому что превращаюсь в одну из тех девушек, которые бегают вокруг своего парня... жениха... будущего мужа. Реальность обрушивается на меня, и мои глаза от изумления широко раскрываются.
– Черт возьми, я вскоре стану Эллой Мэй Скотт. – Я делаю вдох, сама не понимая: то ли меня охватывает паника, то ли удивление.
Уголки губ Миши опускаются вниз, он хмурится и дерзкое выражение исчезает с его лица. Не знаю, причина того, что он тоже это осознал или того, как встревоженно прозвучали мои слова. Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но тут в кухню входит папа, и слова застревают у меня в горле.
Несмотря на чистоту в помещение, отец по-прежнему выглядит неряшливо и неотесанно. На нем огромная клетчатая куртка, одетая поверх дырявой темно-синей рубашки, джинсы заляпаны краской, а на ногах ботинки – сейчас он работает маляром. Он не выбрит и выглядит немного мрачнее, чем при нашей последней встрече год назад, но его глаза ясны, не налиты кровью, и, хотя от него несет сигаретным дымом, но запаха алкоголя не чувствуется.
Увидев меня стоящей напротив стола, он спотыкается и хватается за дверной косяк.
– Срань господня. – Он внимательно смотрит на меня и моргает. – Что ты здесь делаешь? Я думал, ты не сможешь приехать домой на Рождество?
Я теснее прижимаюсь к Мише, словно он мой защитный механизм. Хотя я знаю, что отцу гораздо лучше, не так просто полностью забыть прошлое. Его пьянство. Его обвинения в смерти матери. Когда он даже не мог смотреть на меня, потому что ему было слишком больно.
– Да, у нас изменились планы, – отвечаю я и чувствую прикосновения пальцев Миши.
Папа отпускает дверной косяк и подходит к кухонному прилавку.
– Ну, я рад, Элла, – неуклюже произносит он, что случается часто, когда мы оказываемся рядом друг с другом. Он напряженно массирует шею, оглядывая чистую кухню. – Если бы я знал, что ты придешь, купил бы еды или еще что-нибудь.
– Все в порядке, – заверяю его. – Вообще-то мы остановились у Миши.
Папа переводит взгляд то на меня, то на Мишу.
– Это хорошо, наверное.
Между нами повисает молчание, и у меня не выходят из головы слова, которые мама написала о нем в дневнике. Как она не особо сильно радовалась своему предстоящему замужеству. Как ее мать не хотела, чтобы она выходила за него замуж. О ее подавленности. Знал ли он обо всем этом? Ведь однажды он сказал мне, что не всегда было все плохо, между ними существовало и что-то хорошее. Неужели причиной тому было сокрытие от него депрессии и мрачных мыслей? Так ли у меня происходит с Мишей: я не могу поговорить с ним о своих страхах перед замужеством и о совместном будущем.
Наконец Миша откашливается и тычет меня локтем в бок.
– Кстати. – Я отгоняю мысли прочь. – Вообще-то мне нужно тебе кое-что сказать.
Папа в замешательстве прислоняется к столешнице и складывает руки на груди.
– Ладно.
– Помнишь, пару недель назад я сказала тебе, что мы с Мишей собираемся пожениться? – Я потираю камушки на кольце, стараясь скрыть нервозность в голосе. Даже не знаю из-за чего я нервничаю, помимо того, что опасаюсь слов и поступков отца, которые могут разрушит то удивительное настроение, в котором прибывала в последнее время. Наверное, это никуда не исчезнувшие шрамы моего прошлого приводят к беспокойству.
Папа кивает.
– Да, помню.
– Мы собирались пожениться в Сан-Диего, но решили вернуться и провести свадьбу здесь, – сообщаю ему. – На самом деле она пройдет в эти выходные, на Рождество.
Его глаза расширяются, а затем спускаются к моему животу.
– Элла, ты не... – он бросает на Мишу неприязненный взгляд, выпрямляется и оглядывает кухню, избегая встречаться с нами глазами и выглядя еще более смущенным даже для него. – Ты не…
Когда до меня доходит, о чем он думает, я кладу руку на живот.
– Что? Нет. Я не... я не беременна. Боже. – Не могу поверить, что он так подумал. Я была осторожна и год сидела на таблетках.
Он хмурится, явно оставаясь при своем мнение.
– Ладно.
Миша посмеивается себе под нос, и я, прищурившись, смотрю на него.