Путь к себе. О маме Наталии Сац, любви, исканиях, театре

Доехали до общежития. помогла Женьке допрыгать до кроватичтобы не скучала, дала почитать «Маугли» Киплинга, единственную книжку, которую привезла с собой. И все. Все дела. Но какая-то ниточка уже протянулась между нами: от меня к Женьке, от Женьки ко мне. Теперь в моем присутствии Женька стала избегать посылать «этих маменьких дочек в пять этажей», и я тоже то и дело вглядывалась в неприметное Женькино лицо, мне уже было небезразлично его выражение.

Хотя «официальным вождем» пришельцев была Лариса, их главным «идеологом» являлась Лидка. Заметив, что, несмотря на все старания накал ненависти кое у кого из ее подруг ослабевает, она решила бросить в ход резервы.

Тем временем наступила настоящая зима. Чуть ли не за одну ночь погибло все, что мы с таким трудом извлекли из земли, но не успели вывезти с полей — а с «казенной» едой стало совсем худо: хлеба 400 граммов на весь день да и тот сырой, пополам с отрубями, приварок — мороженая картошка или пшено в воробьиных порциях. Но запасы детдом сделанные ими, когда на полях всего было вволю, еще не иссякли. И вот Лидка задумала «закатить пир» с приглашением «своих» м Нинки-Оторвы.

к приему гостей, детдомовцы притащили со своего склада- даже такие деликатесы, как сушеная дыня или соленые арбузы, не уже о прозаической кислой капусте и соленых помидорах. Ско­ запах печеной картошки жареных семечек наполнил весь дом, и мы невольно поглядывали, глотая слюну, в маленькую комнату на стол, уставленный до краев наполненными жестяными мис­ками.

«Прием» был назначен на вечер, после казенного ужина, когда нет вероятности возникновения в дверях заведующей Доры. Отчество Ни­колаевна между собой, естественно, не употреблялось — в этот час она обычно собирала у себя всех воспитателей, чтобы «подвести итоги дня и сделать наметки на будущее».

Гости явились точно в срок: четверо мальчишек 14-15-летнего воз­раста и 14-летняя Нинка, прозванная за отчаянность Оторвой. Несмотря на угощение и даже выпивку — Лидка «расшиблась», но достала пол­литра какой-то бурды, выдаваемой за самогон — обстановка в малень­кой комнате была безрадостной. Мальчишки держались скованно, ни­какого желания развлечь девочек или поухаживать за ними не высказы­вали. Девчонки хихикали, старательно матюкались, но тоже как-то на­тужно, словно понарошку.

Настоящего веселья не получалось, и вместо того, чтобы «зеленеть от зависти» мы уже потихоньку посмеивались над «сборищем». Но Лид­ка оказалась дальновидным организатором, на этот случай она припасла несколько, мягко говоря, не самых приличных анекдотов. Уже пер­ заставил вспыхнуть до корней волос стеснительную Галю, что было замечено собравшейся компанией и намного усилило эффект от самого рассказа. Но первый анекдот оказался «детским» по сравнению со вто­рым, а второй по сравнению с третьим — собравшиеся «обхохатывались», «заходились», «надрывали животики», — словом, выражали пол­ восторг и от того, что рассказывала Лидка, и поглядывая на «ма­менькиных дочек», особенно на не знавшую, куда себя деть, Галю.

Густые Раины брови гневно сомкнулись, у Вали Щукиной подозрительно блестели глаза, а я... Нет, я просто не могла больше просто так сидеть, слушать, смотреть! Рывком встала и с треском закрыла дверь. Но закрытой она оставалась лишь миг. С таким же треском, рывком, ее распахнули вновь. С этой стороны напротив меня стояла гневная Лариса.

—  Ты что это, — тут она употребила «сильное» выражение, — без спроса дверь закрываешь? —произнесла она, медленно растягивая слова.

—  Тебя что ли спрашивать? — ответила вместо меня выросшая pядом Рая.

—  Люблю, когда бабы дерутся, — бросил предвкушая интересное зрелище верзила Славик, а Нинка Оторва, тряхнув каштановой челкой, уже направлялась к нам, в упор глядя на меня узкими карими глазами! 

 — Ой, девочки, ну, что вы, — вдруг затараторила Леночка, — Ну подумаешь, анекдоты, что мы маленькие, что ли, даже интересно...

Торжествующий хохот в маленькой комнате был ей ответом. Лидка ликовала:       

—  Вот, видите, девочкам нравится, девочки слушать хотят, а вы им (это непосредственно Рае и мне) мешаете, нехорошие какие, — и тут она с невинным видом добавила словцо, вызвавшее взрыв хохота собравшегося общества.         

Усмехающаяся Нинка повела Леночку к картошке, а Лидка продолжала:

—  И другие девочки к нам хотят, вон Диночка истосковалась вся. Хочешь картошечки, Диночка? — и Лидка достала из миски большую печеную картофелину.

Дина смотрела на нее, как смотрят на кость изголодавшиеся бездомные собаки — вытянув шею, не сводя глаз, ничего не видя, кроме этой теплой, с хрустящей корочкой, рассыпчатой, такой желанной картофелины.

—  Ну, и пусть идет, обжора несчастная, дура толстая, протоплазма гадючья, чтоб ей подавиться, чтоб в гробу лежала, а картошка изо рта торчала!.. — и дальше я пошла «выдавать» такое, что детдомовский махровый мат сразу померк в сравнении с «перлами», которые извергали уста интеллигентной москвички.