Советская плановая система хозяйства подтвердила свою беспрецедентную способность обеспечивать концентрацию всех хозяйственных ресурсов страны для достижения общественно значимых целей, добившись высочайшего уровня военной мобилизации экономики в условиях тяжелейших поражений первого периода войны. Выплавляя примерно в 3 раза меньше стали и добывая почти в 5 раз меньше угля, чем фашистская Германия (с учетом ввоза из оккупированных стран, присоединенных территорий и импорта), Советский Союз в годы войны создал почти в 2 раза больше вооружения и боевой техники187
.Очень тяжелым было продовольственное положение страны. Потеря многих зерновых районов (Украина, значительная часть Черноземья, Кубани и Северного Кавказа), массовая мобилизация мужчин из сельских районов, передача автотранспорта на военные нужды усугубились неурожаем в 1942 и 1943 гг. Годовой сбор зерна в эти годы составил всего 30 млн т по сравнению с 95,5 млн т в 1940 г. Поголовье крупного рогатого скота за годы войны сократилось вдвое, свиней — в 3,6 раза188
. Тем не менее, несмотря на такие огромные потери, массового голода удалось избежать. Значительное недоедание и болезни, развивавшиеся на его фоне, были повсеместным явлением, нередкими были и случаи голодной смерти (особенно страдали эвакуированные и беженцы, по каким-либо причинам не нашедшие работы). Однако система нормированного снабжения в целом обеспечила распределение резко оскудевших ресурсов продовольствия таким образом, чтобы поддержать жизнеобеспечение и трудоспособность населения.Безусловно, основным источником развития военной экономики, обеспечивающей единство фронта и тыла, был трудовой героизм советских людей, подкреплявший преимущества плановой системы и позволявший компенсировать ее недостатки.
Когда ставится вопрос о роли Сталина в достижении Победы, то для меня важнее не мерка личного вклада, а решение, прежде всего, вопроса о природе того строя, на который опирался Сталин, и который защищал в ходе войны Советский народ. Несмотря на то, что этот строй претерпел глубокую бюрократическую деформацию, за которую Сталин несет свою долю ответственности, как фактический руководитель государства, советская система содержала в себе существенные реальные элементы социализма, отвечавшие интересам большинства граждан Советского Союза. Ставка на то, что Советская система рухнет под гнетом военных неудач, разрушенная собственными внутренними противоречиями, очевидным образом не оправдалась. СССР обнаружил и высокий уровень морально-политической сплоченности, и способность к эффективной экономической мобилизации ресурсов для военных целей, и возросшее интернациональное единство (что не исключало, однако, ряда частных конфликтов на национальной почве). Победу в войне одержал советский человек — человек, совершивший революцию, отстоявший ее завоевания в ходе гражданской войны, прошедший через ошибки, неудачи и достижения в строительстве нового общества, свободного от эксплуатации, национального и расового гнета.
Разумеется, сыграл свою роль и русский патриотизм, способствовавший объединению в борьбе с врагом, в том числе и тех, кто не был сторонником Советской системы. Но если не принимать во внимание особенности СССР и советского человека, то невозможно объяснить, как удалось победить военную машину, опиравшуюся на значительно более масштабные ресурсы почти всей Европы, лучше подготовленную в оперативнотактическом отношении, обладавшую совершенной военной техникой и вооружением, глубоко пронизанную и весьма эффективно манипулируемую идеологией национального и расового превосходства.
Рискну высказать здесь парадоксальную мысль. Обычно преимущества советской военной экономики связывают с возможностями глубоких экономических маневров, основанных на жесткой централизации планомерного руководства экономикой. Этот факт бесспорен. Но не меньшее, а, пожалуй, гораздо более фундаментальное значение имела, на мой взгляд, массовая поддержка социалистического строя, проявившаяся в широком трудовом энтузиазме и хозяйственной инициативе, которые прорывали воздвигшиеся ранее бюрократические препоны и ведомственные перегородки. Несмотря на все издержки, трудящиеся доказали, что считают социалистический строй своим. Как бы ни желала бюрократия оттеснить рабочих от активного участия в функционировании производственных отношений, война воочию показала, что в конечном итоге бюрократия и рабочие действовали заодно — иначе бы плохо пришлось и тем и другим. И одновременно это был сигнал, свидетельство потенциальной угрозы «рабочему государству с бюрократическим извращением», основанному на постоянном колебании между опорой на массовую инициативу снизу и бюрократическим зажимом этой инициативы.
Послевоенные годы стали все более и более выявлять альтернативу — либо отход от бюрократического окостенения экономической (и всей социальной) жизни, пусть частичный, пусть постепенный, — либо неизбежное назревание кризиса, вызванного в основе своей упадком экономической эффективности бюрократизирующегося хозяйства.