Итак, начнем [89] говорить и о третьей молитве [90]: вещь странная и неудобосказуемая, а для неведающих [91] не только неудоборазумеемая, но {С. 19} и почти что невероятная; дело, не во многих обретаемое. Кажется мне, что и [92] такое благо исчезло вместе с послушанием [93]. Ибо послушание уводит возлюбленного своего [94] от настоящего века [95] сего лукавого, являет его беззаботным и беспристрастным, соделывает [его] легко и незамедлительно текущим к искомому пути, если только сможет он разыскать надежного проводника. Ибо что преходящее отторгнет ум умерщвленного послушанием для всякого пристрастия [96] мирского и телесного? Какой заботой отвлечется возложивший на Бога и своего отца [97] всякое попечение [98] души и тела, более не живя для себя и не [99] «желая дня человеческого» (Иер. 17, 16) [100]? Отсюда постигаемые умом обстояния (periagwga…) <бого>отступных сил, наподобие веревок опутывающие и окружающие ум тысячами помыслов, прорываются, так что оказывающийся свободным, властно воюя и [101] исследуя вражеские замыслы, искусно изгоняет <их> и воссылает молитвы с чистым сердцем. Таково начало уединенного [102] жительства. Не так начавшие будут сокрушены зря. Начало же третьей молитвы [103] берет начаток не от взирания горе [104], воздеяния рук, собирания мыслей и призывания помощи с неба: все это, как мы сказали, признаки первого прельщения. Но опять–таки, и не от второго [заблуждения] берет начаток ум, обращая внимание на внешние чувства, но не видя внутренних врагов. Таковой, как мы сказали, поражается, а не поражает; ранится, и не знает [105] <кем, откуда, как и почему> [106]; в плен уводится, и не в силах отразить пленивших. Все время «на спине» его, скорее же — на лице «строят [ковы] грешники» (Пс. 128, 3) и исполняют его тщеславием и самомнением.
{С. 20} Ты же, если хочешь положить начаток столь светородному и сладостному деланию, постарайся начать отсюда. Вслед за строгим послушанием [107], описанным выше, тебе нужно делать все совестливо, ибо без послушания нет и чистой совести. И сохранить [108] совесть ты должен прежде перед Богом, затем пред отцом своим <духовным> и, в–третьих, по отношению к людям и предметам. Пред Богом должен ты сохранить совесть, дабы того, что, как ты знаешь, не служит Богу [109], и тебе не делать. <Пред> отцом же своим <духовным ты должен хранить совесть> [110], чтобы делать — ни добавляя, ни убавляя [111] — все, что он говорит тебе по усмотрению своему. По отношению к людям нужно хранить [112] тебе совесть, дабы не делать другому того, что сам ненавидишь [113]. Что же касается предметов (Ûlaij), ты должен остерегаться от злоупотребления [114] во всякой вещи (pr£gmati) — пище [115], питье и одежде [116]; говоря проще — делать все [117], как пред лицем Божиим, ни в чем не обличаемый совестью.