Я вспоминаю одну ситуацию: я как-то шел мимо находившегося рядом с епархией общежития и увидел, что под окном его загорелась машина — кто-то уронил на сиденье непогашенную сигарету. И я понимал, что, если машина будет гореть и дальше, огонь доберется до бензобака и он взорвется. И мне пришлось изрядно побегать по этому общежитию — а там находились люди и нетрезвые и, возможно, под воздействием чего-то более сильного, чем алкоголь, — в поисках владельца машины, чтобы он открыл ее и погасил пожар, чтобы взрыва не случилось. Наконец, когда я его нашел, мне трудно было до него достучаться; легче было стащить его по лестнице, чем заставить по ней идти…
Примерно то же самое зачастую происходит и в нашей внутренней жизни. Мы видим, что когда в древности случались какие-то бедствия — войны, природные катаклизмы, голод, эпидемии, народ обращался к Богу, усматривая связь между тем, что его постигло, и тем, как он живет: «Господи, прости нас, мы больше так не будем, только избавь нас от этой беды!» — таково в примитивной форме содержание этого обращения. Сегодня же зачастую даже мы, верующие люди, не ощущаем связи между происходящими в мире трагедиями и катаклизмами и нашей собственной жизнью, хотя они взаимосвязаны теснейшим образом.
Глава 4. «Не делайтесь рабами человеков…». О любви и зависимости
Чем «связан» Бог
Традиционное окончание многих детских сказок: «И жили они долго и счастливо и умерли в один день». Казалось бы, в этих словах находит выражение настоящая любовь между людьми, когда один может сказать другому: «Жить без тебя не могу!», «Ты для меня — всё!», «Хочу умереть в один день с тобой!». Всегда ли это так на самом деле? И не скрывается ли порой за этими сильными, красивыми словами не любовь, а ее искажение, а именно — болезненная зависимость одного человека от другого?
Прежде всего, важны, наверное, не столько слова, которые люди произносят, сколько то содержание, тот смысл, который они в эти слова вкладывают. Слова могут быть одни и те же, а смысл и содержание при этом могут оказаться совершенно разными. И мы не можем точно знать, что стоит, например, за этими словами: «жить без тебя не могу», «ты для меня — всё» и «без тебя я просто пропаду, поэтому лучше нам умереть в один день» — подлинная любовь, или страстная, болезненная привязанность к человеку, или же ощущение, что этот человек тебе необходим, потому что у тебя никого и ничего, кроме него, в жизни нет. Думаю, что нужно очень четко разделять эти вещи: любовь к человеку и привязанность к нему, зависимость от него, стремление к эгоистичному обладанию им. Лишь первое законно, оправданно и угодно Богу.
Было бы огромным заблуждением воспринимать как зависимость любовь. В каком-то смысле любовь действительно похожа на зависимость, в каком-то смысле она ею даже является, но в смысле очень определенном и неукоризненном.
Бог есть Источник любви, Источник всего существующего, и точно так же Он есть Источник свободы. Бог ничем не связан, Он в высшей степени свободен. Но вот человек, возлюбленное Божие творение, совершает страшную ошибку — отпадает от Бога, удаляется в самую далекую из дальних стран, в область смерти, проклятия, греха. А Господь любит человека, и по некоему закону любви — закону, который установлен Самим Создателем, — Он приходит на землю, становится Человеком, претерпевает поношения, страдания, Крестную смерть ради того, чтобы спасти Свое создание.
Получается, что совершенно свободный, ни от кого и ни от чего не зависящий Бог, «завися» от Своей любви к человеку, ради него обрекает Себя на воплощение, страдания, смерть (понятно, что выражения «обрекает», «зависим» очень условны, — просто словами этой реальности до конца не выразить).
Есть такая мысль у преподобного Силуана Афонского[12]
: «Чем больше любовь, тем больше страдание». Если ты любишь, то обязательно будешь страдать. По видимости это «зависимость», но на деле — нечто совсем иное.Любовь — это то, что не укладывается до конца в наши земные категории. Подлинная любовь, если она действительно есть в человеке, — это нечто Божественное. Не нужно ожидать, что наша любовь будет обладать всеми теми ее признаками, на которые указывает апостол Павел[13]
, потому что он говорит о любви совершенной, а наша любовь, человеческая, не такова, — она может лишь стремиться к тому, чтобы совершенной стать. Тем не менее если в нашей любви друг к другу есть что-то от ее Божественного источника, если она развивается в правильном направлении, как любовь как таковая, то она, безусловно, от Бога. И то, что мы будем делать не по страсти, а именно по любви, будучи по виду проявлением нашей «несвободы» и «зависимости», все-таки не будет ни несвободой, ни зависимостью, а станет, напротив, нашей совершенно свободной, добровольной жертвой и подвигом.