Путь к свободе: О зависимости от вещей, людей и мнений

Для человека, который связан страстями и грехами, любое ослабление той несвободы, в которой он находится, — уже радость. Снова вернусь к тому же примеру: в тюремных колониях есть разные режимы содержания — строгий режим, усиленный, есть карцер, а есть колония-поселение. Когда человек переходит из одного режима в другой, более «льготный», он, конечно, воспринимает это как большую отраду и облегчение. Когда болезнь связала человека по рукам и ногам, уложила его в постель — это одно состояние, когда же болезнь немного отпустила его, так что он может встать, приготовить какую-то пишу, чуть-чуть походить по дому, подумать, почитать, — он чувствует, что ему гораздо лучше. Все познаётся в сравнении.

То же самое и с нашими страстями. Когда мы находимся на «строгом режиме», наши страсти владеют нами безраздельно, — это одно состояние. Когда мы начинаем чувствовать некоторую свободу от страстей, хотя бы в какой-то степени, то, конечно, не можем этому не радоваться. И ради этого стоит трудиться и к этому стоит стремиться.

Я поясню мысль по поводу желаемого и должного. Человеком, который живет по страстям и для которого их исполнение на деле является основным содержанием жизни, свобода воспринимается только лишь как возможность эти страсти реализовывать. И связанным и несчастным он будет себя чувствовать, если такой возможности окажется лишен. Вот свобода и несвобода для него. Если же человек находится на несколько ступеней выше, если он живет не страстями и желаниями, а представлениями о хорошем, светлом и чистом, к которому стремится его душа, то для него несвобода — это то, что ограничивает его в этом движении к свету, чистоте, к добру. Когда же он видит, что наконец получает возможность делать то, что должно, то, чего правильно, законно требует его душа, — тогда он себя чувствует свободным. И эта свобода действительно может быть очень разносторонней и многогранной. Когда человек ощущает, что он готов говорить правду, не думая о том, каковы будут последствия, и не боясь их; когда он понимает, что может не кривить душой и совершенно не переживать, чем для него это будет чревато; когда он может отказаться от каких-то своих материальных выгод, от своей корысти и не сожалеть, не переживать об этом; когда он готов терять все то, к чему обычно люди в этом мире привязаны; когда он для того, чтобы идти к своей цели, не усомнится расстаться с престижной работой, с дорогим хорошим жильем; когда он не будет бояться упасть в глазах тех людей, которые оценивают прежде всего успешность человека и то место, которое он занимает в этом мире; когда никакие предрассудки, никакие условности, никакие стереотипы не будут иметь над ним власти; когда даже смерть не станет для него препятствием для выполнения нравственного долга, — вот эта свобода есть действительно свобода совершенная. Это та самая свобода, которую, перефразируя апостола Павла, можно назвать «безумием для мира» (см.: 1 Кор. 1, 23).

Поруганная свобода

Наверное, самый удивительный образ свободы являют в себе те, кого Церковь именует Христа ради юродивыми[31]. Почему они себя так чудно вели? Почему постоянно были посмешищем в глазах окружающих людей, — до тех пор, пока эти люди не понимали, какая удивительная сила заключена в них, какая удивительная тайна благочестия в них совершается и какая благодать пребывает в их сердцах? Почему до этого все они были и гонимы, и поругаемы, и осмеиваемы? Потому что они хотели быть свободны и от какого бы то ни было мнения людей о них, и от собственного мнения о себе. Они совершенно ни во что обращали внешнюю форму своей жизни — для того, чтобы она над ними никак не тяготела, не довлела, давая им максимальную внутреннюю, сердечную свободу.

Но это некая совершенная степень свободы, на которую не надо стремиться тотчас взойти. Достаточно просто понять, ради чего эти люди поступали так, как они поступали. Хотя в некоторых жизненных ситуациях христианин тоже ведет себя как юродивый, кажется таковым. Есть такой замечательный эпизод в патерике: авва Аммон долгое время жил в пустыне, потом его сделали епископом в каком-то селении или городе и как к епископу привели кого-то для суда (поскольку епископ обладал правом суда). И этот авва сидел, слушал и суда никак не выносил, не желая произносить осуждающее слово. Там присутствовала одна женщина, которая, видя происходящее, возмутилась, закричав: «Что это за юродство такое вместо суда, что это за юродивый?!». И тогда авва Аммон ответил ей: «Ради этого юродства я подвизался много лет, и ради тебя ли я его оставлю?»[32]. И таким же юродивым будет выглядеть человек, который совершает свой нравственный выбор, отказываясь от каких-то материальных благ, идя наперекор предрассудкам, мнению общества и окружающих людей. И ему обязательно будут говорить о том, что он «юродивый», что он сумасшедший, но его не должно это смущать. Важно лишь то, что думает об этом Господь, как Он судит его поступки.