Путь к свободе

— Ну, если так, ладно. Не веришь — не нужно. Я ухожу и доложу, что Дидов не хочет никого знать. Он действует так, как ему хочется, никому не подчиняется, никому не верит и никого не признает… и не нуждается в помощи… Советская власть ему не закон!

Дидов сжал зубы и нахмурил свои густые брови.

Партизан Данило, тот, что был похож на цыгана-барышника, с тесаком на животе, поглядывал на Дидова огненными глазами. Данило, видно, хотел что-то подсказать, но Дидов не смотрел на него, хотя и чувствовал на себе его взгляд.

Байдыков и Мышкин высказались за отпуск денег штабу, Григорий долго сопел, а потом не выдержал:

— Так же нельзя, Степан. Штаб — это голова. Это военная власть всего движения. Ей надо подчиняться… Мы помогать должны… Деньги я предлагаю выдать штабу без разговоров.

Данило схватился за свою кучерявую голову, охнул:

— Комиссары подберут тебя… подберут…

Дидов засопел, кашлянул, вздохнул и, подняв голову, сказал, запинаясь, брату:

— Ну, вот что, каптенармус… значит, приказываю… стало быть, выдай деньги!

Шумный очень обрадовался, услышав это приказание.

Когда Ставридин уходил, была уже ночь.

Петька провожал его далеко в степь.

— Ну, Петяй, и командир же у тебя! — сказал с огорчением Ставридин на прощание. — Ну и мужик, мать моя фисгармония, облом!.. Хотя бы вы его обтесали маленько, по-пролетарски, право… этак ведь и до греха недалеко.

3

Долго что-то не спалось Шумному. То ему казалось, что по всему подземелью бродят какие-то тени и подстерегают в этой жуткой черноте. Лезла всякая ерунда в голову: будто все эти подпоры, на которых лежит невероятно большая тяжесть земли, не выдержат, земля обрушится всей своей громадой и завалит партизан. Он вспомнил, как страшно было ему в тот день, когда он спускался сюда. Временами ему хотелось выскочить наверх и без оглядки «лупануть» обратно в город. Теперь ему думалось, что от бегства его удержало то, что там, в городе, его ожидала смерть, как ожидала она многих партизан, объявленных вне закона. Здесь было единственное место, где можно жить и откуда можно наносить удары по врагу.

Шумный вспомнил теперь, как среди пришедших сюда крестьян некоторые не могли выносить этой подземной жизни. Один мужичок, в коричневом полушубке, забился в угол и жался там, озирался, всматривался в темноту и крестился. Другой, седенький старичок, тихо плакал, поминутно поглядывал на потолок и просил бога о спасении.

Дидов безнадежно махнул рукой и говорил:

— Таких надо отсевать! У кого гайка слаба, отпускайте сразу. Пусть идут домой и на печке ловят блох у своих баб…

Перед глазами Петьки вставал образ Киричаева и Ани. И хотя Киричаев спас Аню, Петька почему-то не мог относиться к нему хорошо. Может, потому, что Киричаев все время был в подавленном состоянии и сторонился людей, словно все для него здесь были чужими. Шумный заметил, что Киричаев стал таким после расстрела взятого в плен татарина-офицера, прибывшего сюда из Симферополя с полуэскадроном татар на подмогу белым. Офицер держал себя нагло. Киричаев стоял за толпой бойцов и поглядывал исподлобья на офицера, слышал, как тот заявил партизанам, что татарам не нужна советская власть, что Крым — для крымских татар.

Не верилось Петьке, что такой горячий, лихой джигит, как Киричаев, мог испугаться подземелья и так раскиснуть.

Только начали отходить от Петьки все эти беспокойные мысли и он стал уже засыпать, как прибежавший к Дидову партизан разбудил его. Партизан сообщил о появлении белых разведчиков…

На восходе солнца белогвардейские части пехоты и кавалерии с севера, запада и юга сомкнулись в кольцо и быстро окружили каменоломни. У большого старокарантинского кладбища, обнесенного высокой каменной стеной и находящегося в двухстах саженях от каменоломен, спешилась казачья сотня.

Партизаны заняли курганы. Два взвода хорошо вооруженных гранатами и снабженных продуктами партизан Дидов спрятал по краям каменоломен — со стороны Чурбашенской дороги, с противоположной стороны от крепости. Это на случай, если белые загонят всех в подземелье и пойдут к заходам. Тогда эти два взвода должны будут ударить в тыл белым, создать среди них панику, а партизаны, загнанные в туннели, сделают снова общую вылазку и отгонят противника от каменоломен.

По движению частей белых Дидов сразу определил, что на этот раз план их был — осадить каменоломни. Но Дидова удивило, что войск у них меньше, чем два дня назад, и по расположению их цепей и всего кольца ему видно было, что артиллерии нельзя будет работать. Значит, весь маневр белых будет направлен на закрытие заходов и их охрану.

Утром начался бой. Белые открыли бешеный обстрел всей территории и главным образом курганов, так как эта возвышенность была для них самым уязвимым местом для продвижения цепей к заходам. В течение часа они вели плотный пулеметный и ружейный огонь, потом пошли в наступление.

— В атаку! Вперед! Во имя единой неделимой России!

— Ур-ра-а-а-а! — дружно прокатилось по цепи белых.