Путь к свободе

Шумный волновался, ожидая сигнала. Партизаны его отряда, втянув шеи в плечи, лежали смирно, не выдавая себя.

Дидов, засевший с бойцами в часовне госпиталя, окруженный смердящими трупами, тоже выжидал удобного момента, вцепившись в собачку пулемета.

Вдруг по всей линии фронта белых поднялись отрывистые крики команды:

— Вперед! Вперед!

Казаки, нагибаясь, побежали вдоль стен. Теперь, в перебежке, они с колена били по партизанам и рабочим, из-за углов и выступов домов брили пулеметным огнем.

Повстанцев прижимали к Соборной площади.

Некоторые партизаны выбегали навстречу мултыховцам, в упор расстреливали все патроны и гибли крича:

— Бей белую сволочь! Не дрейфь, ребята! Бей!..

От самого Шлагбаума поднялись, торжествуя, стройные цепи казаков. Бежали гуськом, рыча от опьянения победой, спеша и задыхаясь, чтобы сдавить, уничтожить остатки партизанского отряда.

Дидов наблюдал за напором казаков, лежа у пулемета, до крови закусив губы. Повстанцы, подталкивая его сзади, горячо шептали:

— Почему молчишь?.. Пора, пора, товарищ Дидов!

Но Дидов лежал как каменный.

Шумный волновался, вслушивался в гул боя, стараясь привычным ухом уловить треск «льюиса».

— Неужели разбили Дидова? — бормотал он. — Что делать? Ведь теперь все погибло. Не удержать нам белых зверей. Соединятся с бандой в соборе, составят один фронт, тогда их уже не поломать… Пойдут на соединение с гарнизоном, ударят изнутри по нашим… Что делать?

С яростью сопротивлялись партизаны и рабочие наседавшим густым казацким цепям. Высыпали навстречу в контратаку. Тогда бешено закричали офицеры команду, и бегом бросились вперед от Шлагбаума казаки, волоча за собой громыхающие «максимки». Пять пулеметов один за другим протащили мимо часовни, поставили косяком и заложили ленты.

Тогда дрогнул Дидов, повернул дуло «льюиса» наискосок, по казацким пулеметам и нажал собачку.

Та-та-та-та-та-та… — радостно застучал «лыоис», словно истомись в молчании.

Казаки, лежавшие у пулеметов, как подрезанные, ткнулись лицами в мостовую. Колыхнулись казацкие цепи, заметались растерянно.

— Бросай бомбы! — загремел голос Дидова.

За его спиной встали во весь рост повстанцы, развернулись и швырнули добрый десяток гранат в самую гущу смешавшихся казаков.

Как волна, разбившаяся о гранит скалы, отхлынула казацкая масса вниз по улице, а «льюис» беспощадно бил и рвал тех, кто пытался подступить к брошенным пулеметам.

Напрасно офицеры старались удержать панику. Замешательство охватило всех. Беспорядочным стадом уносились казаки к воротам. И тут прямо в лоб им ударил Шумный.

Партизаны и рабочие, прижатые к Соборной площади, теперь развернулись и с ликующим «ура» бросились преследовать казаков. Они кололи их в спину, били прикладами по затылкам. Казаки пытались в последнем остервенении и ужасе сломить отряд Шумного. Петька выскочил вперед с поднятым наганом, громко подбадривая бойцов. Пули хлестали вокруг, но откатилась вконец размолоченная казацкая банда и полегла барьером трупов перед позицией Шумного.

— Вот это пробка, так пробка! — ликовал Дидов.

— В самую точку ты, брат, угодил! — крикнул партизан.

В этом бою партизаны взяли гору винтовок и патронов и, самое главное, несколько пулеметов, из них четыре совсем целых. Повели под гору двадцать шесть взятых в плен казаков.

— Эх вы, сволочи, каратели! — ругали казаков сопровождавшие их вооруженные рабочие. — Кого вы убиваете, кровопийцы? Царю и генералам, заразы, служите! За наши головы медали получаете…

Шли, скрипя зубами от страха и ненависти, двадцать шесть кулаков из богатых станиц Кубани.

4

На Шлагбаумской улице Шумный, увлеченный успехом разгрома, занялся преследованием убегавших во дворы казаков. Он проник вновь к Корецкому мосту, лежавшему напротив Шарогородской мельницы, за которой, по ту сторону реки, находились свежие части мултыховцев. Шумному без боя удалось выставить пулеметы в двух угловых старинных каменных домах, расположить крепкие заставы, поквартально связать цепью позиции, восстановив связь по всему фронту

Перестрелка затихла. Только время от времени бухала пушка бронепоезда.

Шумный сел на лошадь и ускакал.

Вскоре около больницы Шумный встретился с Колдобой и Дидовым. Колдоба подъехал к нему, обнял его крепко за плечи, поцеловал и сказал:

— Спасибо тебе! Сделано хорошо.

Командиры поехали на гору по Госпитальной улице, к штабу восстания. Увидев их, собравшаяся там толпа застыла, насторожилась. Колдоба, возвышаясь в седле, казался вылитым из меди.

— Вот он! Вот он! — раздались голоса в толпе.

Сотни глаз впились в могучую фигуру Колдобы.

Кто-то крикнул:

— Да здравствует победа! Да здравствует большевик Колдоба!

— С победой!

Ему бросали цветы, ветки, махали руками, платками. В людском море взлетела песня:

На баррикады!
Буржуям нет пощады.
Марш,
     марш вперед,
Рабочий народ…

Суровое лицо Колдобы улыбалось. Он встал в стременах, поднял руку, и песня, раскатившись припевом, оборвалась. Толпа ждала, что скажет Колдоба.

— Товарищи бойцы! — раздался сильный голос командира. Человеческий гул смолк.