Путь к свободе

— Не взять им было меня здесь. Разве только не хватило бы патронов.

Беспокоились за участь матери Мултыха: жива ли она и что с ней? Та сторона города, где они жили, еще была в руках партизан. Мултых поцеловал благочинного, пожал руки офицерам, вскочил на горячую лошадь и вылетел за ворота.

3

Партизаны и восставшие рабочие под давлением хорошо вооруженных частей неприятеля оказались прижатыми к косогору Митридата.

Там они укрепились на лестницах, стенах, на каждой пяди земли. Сколько ни бросались белые в атаку, партизаны били их с высоты дружно и сильно. Тогда от собора двинулась в полном составе в наступление карательная экспедиция ротмистра Мултыха. Сам Мултых, вернувшись обратно в собор, забрался на колокольню, наблюдал за боем. Его части — офицеры, юнкера, гимназисты и отборные казаки — спешились и теперь шли во весь рост в атаку. Когда приблизились вплотную к укреплениям партизан, оттуда посыпались залп за залпом и кое-где навстречу карателям затрещали пулеметы.

— В атаку!

— Ур-ра-а-а!..

Белые со стиснутыми зубами бросались на повстанцев. Падали одни, вырастали на месте павших другие, неслись, перепрыгивая через трупы. Другие части белых за кладбищем били уже в левый фланг партизан.

В это время из-за стены разрушенного дома выскочил Колдоба:

— Товарищи, не отступать! По контрреволюции, по белым бандитам огонь!..

Голос Колдобы ободрял бойцов. Они поднялись. Неожиданно дружно прозвучали залпы партизанских винтовок.

Белые, расстреливаемые в упор, смешались и откатились вниз, к собору.

Генерал Губатов отдал приказ: следить за непроницаемостью всего фронта и не терять главной задачи — согнать до вечера всех партизан на гребень Митридата. Губатов полагал, что, вытеснив повстанцев из города и сжав на верхушке горы в сплошное кольцо, можно будет их истребить поголовно. «Нельзя оставлять на ночь хотя бы часть города в руках партизан, — думал Губатов, — ведь ночь откроет для этих большевиков широкое поле деятельности, даст опорные пункты для нового восстания не только в городе, но и в деревнях».

Губатов уже столько натерпелся страхов за день, что теперь не знал, как отомстить повстанцам.

В северной части города, в низине, проживала городская беднота — рабочие, рыбаки, огородники, кустари, извозчики. Там с раннего утра улочки, переулки и дворики были полны суеты, шума и гомона.

Приход партизан был встречен с особенной братской радостью.

— Красные!

— Свобода!

— Советская власть…

И вот сюда в сумерках ворвались белогвардейцы, пьяные, яростные, беспощадные… Они знали, что здесь было горячее сочувствие к партизанам, жили их матери, сестры, друзья, и, зная это, с ожесточением громили жалкие лачуги, которые складывались по камешку долгими годами, убивали женщин и детей. Ничто живым не ускользало из их рук, даже домашняя птица, испуганно метавшаяся по дворикам, получала «геройские» казацкие пули.

Улочки, где несколько часов назад ликовали люди, были загромождены изуродованными трупами. Повсюду валялись патроны, ружья, домашняя утварь, летали перья, выпущенные из подушек… И повсюду господствовало молчание. Только на перекрестках маячили фигуры часовых. Как волки, исподлобья озираясь по сторонам, бродили они, заглядывая в каждый домик, боясь нечаянного нападения из-за любого угла.

4

Ротмистр Мултых, чтобы не потерять свой карательный отряд во время уличных боев, посадил его на коней и перебросил на хребет горы Митридат, к Собачьему кургану. В этой стороне, где Мултых расположил свою кавалерию, не было строений. Вокруг простиралось холмистое поле. Мултых предполагал прорваться отсюда кавалерийским наскоком и ударить в тыл партизанам.

Район от самого Шлагбаума и по всей центральной Воронцовской улице до штаба гарнизона был занят сборными частями генерала Михайлова.

На автомобиле по Воронцовской улице медленно проезжал генерал Губатов. Он остановил машину у здания Дворянской гимназии и поднялся во весь свой саженный рост.

— Господа! — обратился генерал к офицерам. — Чего бы это ни стоило, но город должен быть целиком взят, и эти мерзавцы должны быть выдавлены на гору и там уничтожены. Так приказал командующий фронтом. Помните, что святая матушка Русь никогда не забывала своих героев! Благословляю вас на победу. Ура!

Офицеры дружно подхватили:

— Ура-а-а-а!

Губатов крикнул, весь багровея:

— В ата-а-ку!

— В атаку, в атаку, в атаку! — понеслось вдоль всей улицы до самого собора и перекатилось дальше, по всем белогвардейским частям.

— Цепь, вперед!.. Ро-о-ота, арш!.. Вторая, налево арш!

Зазвякали шпоры, загрохотали тяжелые, подкованные английские сапоги.

Когда белые подошли к лестницам и крутым улочкам, по которым можно было подняться только пешими, и ринулись с вершин лестниц, с крыш домов, с высоких стен, навстречу им брызнуло сталью и огнем.

Белые волнами карабкались по старым лестницам, лезли через сады. Залпы винтовок засевших под горой партизан раздавались неумолчно. Торопливо щелкали пулеметы.

Офицеры кричали охрипшими, отчаянными голосами:

— Цепь, вперед!

И цепь неслась.

На северной стороне партизаны, по частой команде Дидова, швыряли вниз гранаты.