Путь к свободе

Боже, царя хра-а-ани-и…

Процессия подхватила:

…Сильный, держа-а-вный…

Крестный ход, дойдя до моря, свернул мимо здания адмиралтейства и по Строгановской улице направился к молу, где собирались отслужить молебен.

У мола процессия остановилась.

Благочинному поднесли чашу со святой водой, и он, высоко подняв кисть, покропил море, где предыдущим утром утонуло во время паники немало белогвардейцев. Все обнажили головы, и по толпе прошел шорох — крестились.

Благочинный сказал проникновенно:

— Да приимет господь души невинно погибших от руки злодеев, да вознесет он их в райские кущи!

Буржуа прикладывали к глазам платки, многие опустились на колени… Благочинный покропил святой водой склоненные головы.

Невдалеке два французских миноносца, пришвартованные плотно к молу, грузили уголь. Увидев крестный ход, моряки побросали работу, столпились на палубах. Они смеялись, указывая пальцами на косматых дьяконов, на иконы и хоругви. Когда крестный ход проходил мимо миноносцев, хохот моряков возмутил многих в процессии.

— Ты слышишь, мой сын? Они смеются над нами, — громко сказала мать Мултыха.

— На этих боевых судах сидит красная зараза, — передернулся Мултых.

— Позор французского флота! — воскликнул Губатов.

Граф Тернов, кусая губы, крикнул на палубу миноносца:

— Nous n'excusons pas les traitres![18]

Один из моряков сделал комический жест, насмехаясь над близорукостью Тернова. Другой выразительно показал кулак. В это время в машине Губатова поднялся французский офицер.

— Brigand, tu me payeras![19] — крикнул он, грозя дерзкому моряку рукой, затянутой в белую перчатку.

Процессия, негодуя на французских моряков, «зараженных идеями большевизма», прошла на конец мола, где только что пришвартовались два английских миноносца. Англичане стояли у поручней плотной белой стеной. Над процессией взметнулись сотни рук, полетели вверх шляпы, платки, цветы… Женщины посылали английским офицерам воздушные поцелуи. Все восторженно кричали:

— Привет англичанам!

— Прцвет спасителям!

— Ур-ра!.. Виват!..

Хоругви сияли на солнце, покачиваясь над шумевшей толпой, склонялись, как покорные знамена, отражаясь в зеленой воде. Английские офицеры сгруппировались на мостиках миноносцев. Они прикладывали руки к козырькам, улыбаясь, рассматривали в бинокли женщин.

Благочинный вышел вперед, окруженный духовенством, взмахнул широким златотканым рукавом.

— Русская церковь приветствует вас! — сказал он. — Русский народ, не потерявший веры в бога, надеется на вас, носители мира, как на братьев своих во Христе. Он не забудет любви вашей.

— Да здравствуют англичане! — громко закричал Мултых.

— Урр-р-ра-а англичанам! — заревел крестный ход.

— Ур-ра!..

— Да здравствует Британия, владычица морей!

Цветы летели на палубы миноносцев. Офицеры, чиновники, торговцы, фабриканты подошли вплотную к высоким серым бортам. Капитан крейсера, окруженный дамами, вышел из автомобиля. Вокруг него сыпались цветы. Он стоял выпрямившись, руку под козырек, снисходительно кивал головой.

Английские офицеры с мостика миноносца бросали в толпу плитки шоколада. Сразу половина процессии припала к земле. Англичане захохотали. Дамы лазали на четвереньках, рвали платья, шляпы, ломали зонтики… Почтенные буржуа ползали по камням, отыскивая плитки. Каждый старался ухватить заграничный английский шоколад, приобрести его как память, как дорогой гостинец Антанты. На миноносцах стоял несмолкающий хохот. Офицеры кричали: «Русь! Русь! Русь!..» — и полными горстями кидали шоколад и конфеты.

Толпа словно обезумела. Процессия превратилась в беспорядочную груду мундиров, платьев, костюмов.

— Спасите!

— Да здравствуют англичане!

— Отдайте, это моя плитка!

— Помогите, задавили!..

— Урр-р-ра-а британцам!

— Пустите… Вы задушите…

— Конфеты, конфеты!

Генерал Губатов, бледный, в расстегнутом мундире, едва выбрался из толпы.

Мултых выхватил маузер…

Выстрелы отрезвили толпу. Люди, потрепанные, запыленные, взлохмаченные, растерянно смотрели друг на друга, сжимая в расцарапанных руках шоколад.

— Позор, позор! — твердили офицеры.

— Что вы, собакам, что ли, бросаете, сволочи?! — выходил из себя Мултых, грозя англичанам.

— Мы срамим сами себя. Спокойствие! — призывали офицеры.

3

Спустя полчаса, когда процессия разошлась по домам, в штабе загорелись жаркие споры между офицерами. Одни возмущались поведением англичан, считали нужным требовать извинения от командующего эскадрой. Среди этих непримиримо настроенных главенствовал Мултых. Другая часть офицерства, наоборот, расценивала поведение англичан как юмористическое, без всякого злого умысла, и утверждала, что «сами мы, русские, во всем виноваты, потому что вели себя как свиньи». Скрепя сердце Губатов должен был согласиться с этим, так как вызывать англичан на ссору он не имел ни возможности, ни права.

В обеденное время произошло краткое совещание, на котором было решено дело замять.

Когда все уже собрались ехать в ресторан — запивать обиду, в штаб прибыл генерал Михайлов. Тяжело ворочая пышными седыми бровями, он, взволнованный, подошел к Губатову: