Путь к свободе

А внизу, в узкой, заваленной глыбами галерее, партизаны рубили, рвали, скребли — кто руками, кто ломом, кто лопаткой — мелкий известняк и камни. Под самым потолком, в огромной выдолбленной дыре, у подвешенного фонаря, лежал на боку Ковров с лицом, завязанным грязной тряпкой. Он долбил штыком мягкий, сырой известняк.

Люди в тяжелых муках прорезали окно к свету, к воле. Отломленные куски сбрасывали вниз, где вереницей стояли калеки партизаны, хватали отработанный камень и передавали в стороны без шума, с большой осторожностью, чтобы не услыхали наверху и не обнаружили места прорытия хода…

Все находившиеся в каменоломнях знали, что роется выход, и все терпели и боль от ран, и страх, и голод, и жажду. Терпели, ждали, надеялись…

Из мрака боковой галереи внезапно вынырнули с фонарем трое партизан. Один из них крикнул:

— Товарищ Ковров, скорей сюда!

Все повернулись к пришедшим.

Ковров сполз по известняку, встал, смахивая с лица пыль и пот.

Партизан, задыхаясь от бега, сказал:

— Товарищ Пастернаев передает тебе, чтобы скорей шел к штабу… Белые лезут. Спускаются вниз. Видимо-невидимо!

Когда взволнованный Ковров прибежал к штабу, там уже стояли наготове шестьдесят восемь партизан. Пастернаев ходил вдоль строя. На его желтом, опухшем лице тревожно дрожали тени, падающие от коптилок. Несколько человек раздавали гранаты — на эти гранаты была вся надежда. Их отобрали в боях у белых и скопили около двухсот штук. Патронов было мало.

В строй стали пятнадцать партизан, прибывших с Ковровым. Всего собралось восемьдесят три бойца.

Командиры наказывали:

— Товарищи, смотрите, не отобьем — раздавят. Смерть для всех. Если силой не возьмем, может — паникой, испугом…

Партизаны молча смотрели на Коврова и на Пастернаева, во всем доверяя своим командирам.

Кругом потушили огни. Оставили несколько человек — предупредить жителей, успокоить больных.

Часть партизан принял под свое командование Ковров, часть — Пастернаев, часть — матрос Гарелли. Все три отряда утонули во мгле. Немного пройдя, расположились в трех галереях, припали к сырому камню, ожидая врага…

Вскоре в непроницаемой тьме вспыхнул мигающими лучами бледный свет. Он озарил потолки ходов, а затем быстро исчез за выступами пересекающихся галерей. Через минуту вдали галерей показалось множество колеблющихся красноватых огоньков; между ними горели большие, точно снопы, длинные огни.

Юнкера, казаки, гимназисты, офицеры медленно спускались вниз. Факелы освещали колыхающуюся щетину штыков. Передние казаки разведчики, прокрадывались ощупью вдоль мрачных, заплесневелых стен.

Гулко топали по известняку грузные английские ботинки, бряцали шпоры, звенели металлические фляжки.

Партизаны, затаившись во мраке, напряженно вглядываясь вперед, окоченевшими руками сжимали винтовки, гранаты.

Ковров шепотом передал по рядам своего отряда:

— Не выскакивайте вперед. Слушайте мою команду.

Бойцы не видели один другого, хотя тела их соприкасались.

Ковров неотрывно глядел вперед.

Он видел, как мерно шагали ряды, держа наперевес винтовки. Масса отлично вооруженных, сытых и пьяных солдат одной численностью могла растоптать восемьдесят искалеченных партизан.

Вот белые, озаренные трепетным огнем факелов, остановились. Гул шагов оборвался. Теперь партизаны уже хорошо различали возбужденные лица солдат передних рядов. Какой-то офицер выскочил вперед, высоко поднимая саблю. Его лицо подергивалось от страха: подбадривая себя, он свирепо заорал:

— Эй, там, бандиты! Где вы? Сдавайтесь, все равно доберемся… на месте передушим!

— Смерть красным! Ура-ура! — заревела колонна белых.

В хаосе шума отчетливо раздалась протяжная команда: — Окружить!

Темно-серая толпа солдат разделилась и потонула во тьме двух туннелей.

3

Триста солдат остались в основной колонне. С криком двинулась эта колонна вниз, по прямой галерее. Впереди шел усатый капитан с обнаженной саблей, одетый в длинную темную шинель, волочащуюся по земле. Широко шагая, он подгонял:

— Быстрей, быстрей вперед!

У Коврова от оцепенения заболела спина. Казалось, что он ее не расправит, стянутый холодным столбняком, и останется в таком положении, пока не вонзят в него острый штык.

Когда колонна приблизилась шагов на тридцать, Ковров тихо прошептал:

— Товарищи, приготовься… Дерганем гадов!

И тронул за плечо пулеметчика, лежавшего впереди:

— Петя, смотри, на тебя надежда… — И сразу приподнявшись, закричал хрипло и отчаянно: — По контрреволюции пальба!

Трах… Трах… Трах… Тра-та-та-та…

Пули с пронзительным цоканьем резанули по рядам неприятеля. Факелы полетели на землю. В сумраке и гаме ряды белых смешались в беспорядочную толпу — столь внезапный удар из темноты ошарашил белых. Офицер в длинной шинели, раскинув руки, кричал:

— Куда бежите? Стойте!.. Батальон, вперед!