— А я вам говорю, — поезжайте!
— Ну, ну, без тонов! — угрожающе промолвил ямщик. — Может, ты из шайки какой, скрыться хочешь?
— Сами вы из шайки! Скорее везите, а то плохо будет!
— А-а, так! — заревел ямщик. — Вон вылазь, иди пешком, а не то, дрянь, я тебя доставлю куда следует — и все тут! — Он шагнул к ней.
— А ну! — не своим голосом крикнула Аня. — Назад! Сейчас же!
— Милочка! Постой! — бормотал испуганный возница, отступая назад и опасливо поглядывая на черное дуло револьвера. — Прости меня, грешного…
Отогнав его подальше от пролетки, Аня вскочила на козлы…
У деревни Аня бросила лошадь. Приближаясь к церкви, она заметила солдата, одиноко шагавшего по крыше каменоломни недалеко от входа.
— Пропало все! Опоздала! Что же будет теперь? — шептала Аня, пробираясь узким, кривым переулочком, ведущим вниз, к шахтам, и поминутно оглядываясь.
На территории каменоломен войск еще не было. Единственным препятствием были часовые. Особенно опасен был тот, который шагал прямо перед заходом. Этот заход был единственным, через который Аня могла пройти.
Как только часовой поворачивался спиной к Ане и направлялся в противоположную сторону, она, улучив минуту, крадучись прыгала через камни, пробираясь все ближе и ближе к входу.
Добравшись до высоко сложенных штабелей камня, когда-то вывезенного из каменоломен, она спряталась. Оставалось сделать только один прыжок — и она у цели. Но солдат, как назло, топтался, на одном месте. Он поминутно смотрел вниз, на заход, словно ждал, что оттуда кто-то выскочит.
Терпение Ани иссякло. Ее било как в лихорадке.
Часовой, постояв на одном месте, повернулся к ней спиной и, вскинув на плечо винтовку, начал потирать озябшие руки.
Аня вся подобралась и, подавшись вперед, застыла. Затем, упершись руками о выступ камня, стремглав бросилась к заходу.
Едва она достигла туннеля, как раздался винтовочный выстрел. Аня почувствовала боль. Неодолимая тяжесть клонила ее к земле.
Перед ней замелькали какие-то зеленые огоньки, они долго стояли в ее глазах, потом медленно угасли с каким-то тонким журчаньем.
Генерал Гагарин бросил к каменоломням все воинские части, какие были в это время в городе: карательную экспедицию Мултыха в количестве двух сотен казаков, эскадрон формирующегося здесь Второго конного полка и пехотную роту особого назначения, состоящую из офицеров, юнкеров и вольноопределяющихся.
Мултыховцы, выскочив из города, миновали деревню Капканы, лежавшую за километр от каменоломен, примчались к металлургическому заводу. Обогнув его, рассыпались и пошли лавой в обход каменоломен с восточной стороны. Эскадрон Второго конного полка, на темно-серых лошадях, зашел с северной стороны. Пехотная рота, выйдя из города, расползлась зеленой цепью по хмурому полю и подобралась с запада к холмистым возвышенностям каменоломен. Таким образом, вся бугристая и изрезанная длинными желтовато-белыми карьерами территория Аджимушкайских каменоломен была охвачена кольцом войск. В это окружение попала и вся довольно большая деревня Аджимушкай, раскинувшаяся над подземельем.
Съезд происходил в большом тупике туннеля, освещенного тусклыми, мигающими огоньками ламп и фонарей, прикрепленных к стенам.
Делегаты в рабочих, замазанных машинным маслом кепках, кожаных картузах, в заячьих и солдатских старых шапках, в бараньих полушубках, в ватных пальто или истертых шинелишках, густо рассевшись на разложенных рядами белых квадратах выпиленного известняка, жадно ловили слова своих выступающих товарищей. Табачный дым сизыми облаками поднимался к мокрому, покрытому плесенью потолку и, казалось, медленно уползал куда-то в жуткую и ледяную черноту подземелья.
Когда двое каменорезов принесли раненую Аню Березко, съезд уже заканчивал работу. Он избрал Военно-революционный штаб, который должен был возглавить партизанское движение на Керченском полуострове.
Закрывая съезд, Ковров огласил список членов штаба. В него вошли; Савельев, Ковров, Горбылевский, Колдоба, матрос Ставридин, молодой рабочий Васин, солдат-крестьянин Логунов.
Первым узнал об окружении каменоломен Ставридин. Он незаметно подошел к Коврову и на ухо сказал то, что сообщила ему Аня.
Взгляд Коврова сразу стал суровым и решительным.
Делегаты заволновались, поднимаясь со своих мест. Дым тревожно задвигался под потолком. Пугливо замигали огоньки.
— Успокойтесь, товарищи! — крикнул Ковров. — Заседание съезда продолжается.
— Нас окружили? — раздался голос какого-то делегата.
Ковров резко отмахнулся, как бы сказал: «Да ладно», и, вспрыгнув на камень, окинул всех из глубины тупика своими блестевшими глазами.
— Товарищи! сказал он, задыхаясь от волнения. — Мы никогда и никому не отдадим нашей свободы. Помните, что первый наш коммунистический призыв: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — стал призраком смерти для всей буржуазии мира. Вот они, четырнадцать капиталистических держав, объединились и обрушились на нашу свободную республику. Почему они так делают? Да потому, что они хорошо знают, что в нашем пролетарском единении их неминуемая гибель, их смерть!