— Это конечно… — промычал Дидов как-то стесненно. И, заглядывая в глаза Бардину, хитро улыбнулся: — Э-э, ты, видать, кумекаешь в военном деле! Вижу, брат, вижу орла по полету! Вот я и говорю, что всяко действовать, — выворачивался Дидов, — Надо иметь вот тут, под землей, хороший запас хлеба, провианта и деньги… — Дидов запнулся, вспомнив дележ денег. — Коней надо заиметь. Кавалерия нужна! Я не знаю, как вы там со своим штабом, а я буду прикладывать руку к помещикам-мироедам. Вон у меня уже какая орава людей! Им надо есть? Надо! Без хозяйства здесь сразу нам каюк! А коли хочешь крепить во всероссийском масштабе нашу революцию, надо не миндальничать с буржуями да помещиками. Выдирай их с корнем, беспощадно, бери у них богатство! Оно — твое, народное! Побили бы их всех раньше, то, может, и не воевали бы… Они не чванились, пришли, опять забрали все в свои руки да еще крови сколько из людей выпустили. А я — пожалуйте, буду оглядываться: удобно или неудобно? Что скажут на это люди? Да «молодец» скажут! Вот что скажут люди!
— Да, но…
— Никаких но! — сердито оборвал он Бардина. — Я уже сказал, что буду делать все так, как мне надо! Баста!
И, пожимая руку, дружески и заговорщицки зашептал:
— Зачем тебе в город? Оставайся у меня. Ты, как я уразумел, военное дело понимаешь тонко. Даром что ты, как видно, интеллигенция. Но это хрен с ним! Я вижу, с тобой договориться можно. Оставайся у меня, и для тебя дело найдется. Посмотрю — и в помощники к себе проголосую, будем на пару заворачивать. Тут такое можно закрутить, что у самого черта голова закружится, не то што у Гагарина. Пусть тогда ваш штаб полюбуется нами!
— С тобой бы я с удовольствием воевал, — сказал Бардин.
— Ну так чего ж? Раз с удовольствием — оставайся.
— Да, но я коммунист, я должен получить от своей партии разрешение.
— Давай, давай! — подхватил Дидов. — Боевых и умных людей принимаю, хотя бы они были коммунистами, политиками или даже попами — только были бы за рабоче-крестьянское дело, за революцию…
— А я попа не принял бы, — улыбаясь сказал Бардин.
— Да это я так… к слову, — поправился Дидов.
На другой день после ухода Бардина Дидов решил сделать вылазку. Ранним утром он отдал приказ приготовиться к демонстрации.
— В чем дело? Какая демонстрация? Неужто в город пойдем? — спрашивали всполошенные бойцы. — Там же нас перешлепают…
— Сейчас, товарищи, — говорил Дидов своим командирам и приближенным, — начнем вылазку на все курганы, чтоб продемонстрировать перед противником и населением нашу военную мощь. Наверх, как я приказал!
Все партизаны быстро выходили из заходов и поднимались наверх. К ним присоединились каменорезы с семьями. Они группами, цепочками направились к курганам, которые тянулись по всему хребту, вдоль заходов в каменоломни.
Было начало марта. Пригревало солнце, в воздухе пахло весной, и повсюду зеленела молодая, яркая трава.
На самом высоком кургане на длинном шесте развевалось боевое красное знамя. По более низким курганам рассыпался народ. Люди веселились, плясали, играли па гармониках, на гитарах и балалайках.
В неподвижной, теплой тишине взлетела песня:
Эта демонстративная вылазка партизан сразу же взбудоражила белогвардейцев и все население города, крепости и близлежащих деревень.
В городе тысячи людей высыпали на густо позеленевшую гору Митридат — посмотреть на выступление каменоломщиков[8]
.Дидов собрал у каменорезов и крестьян десятка два лошадей и наспех создал отряд кавалерии. Из Старого Карантина притащили седло. Он оседлал гнедого вислозадого коня и поехал с этим отрядом вдоль курганов, весело покрикивая людям:
— А ну, давай, ребята! Ходи живей, двигайся! Пускай смотрят в бинокли и думают, что нас здесь тысячи… Песни, песни запевай!
— Есть, товарищ командир!
Со стороны Старого Карантина послышались выстрелы и какие-то выкрики.
— Эге, щось случилось…
— Дывысь, бегут…
— Ой, кажись, будет нам праздник…
— Диты, скорей тикайте пид землю!
— Белые!.. Откуда они взялись?
Дидов вихрем промчался к шоссейной дороге, туда, где неожиданно прогремели выстрелы.
На шоссейной дороге, возле сторожевой будки под красной черепичной крышей, стояла запряженная парой красивых лошадей линейка, ее окружало человек двадцать партизан с винтовками и гранатами.
— Что случилось? — спросил Дидов.
Шумный доложил ему четко, по-военному:
— Задержали двух офицеров и какого-то штатского человека.
Это был инженер Глазунов. Он ничего не знал о демонстрации и ехал в город из своей виллы, расположенной над морем и окруженной садами. Офицеры, ехавшие с ним, не желали останавливаться по предупреждению партизан и открыли стрельбу. Второй пост партизан, поднявшийся из-за кустов, преградил путь быстро мчавшейся линейке, остановил ее и отобрал оружие у офицеров.