Путь к власти

— Да, давно… Сначала я ходил с отцом, а потом познакомился с Машей. Здесь тогда лежали только мои предки, но она категорично сказала «пойду», что я и не подумал её разубеждать. Как будто знала, что это с какого-то момента станет обязательным… Потом мы женились, у нас появились дети… И мы целой семьёй стали сюда ходить… Ну вот прошло много лет, и мы стали ходить уже лишь вдвоём, с женой… А ты посещаешь кого-нибудь?

Маша отрицательно покачала головой: «Я не знаю, куда ходить… У нас просто закапывали в землю и крестов не ставили… Мы по-другому жили…»

— По-другому?.. А любовь у вас была?

— Была. И сейчас есть. Я вот только не знаю… правильная ли она.

«Ну любовь — это… ну вот, как у Бунина. Если любишь женщину, то любишь её со всем: и со слезами, и с истериками… Любовь — это, когда целый день думаешь о ней, думаешь ночью, это постоянно мешает спать, но ты не против этого. Тебе всё равно хочется думать так и всю ночь, и ещё утро… А потом, на следующий день, радоваться и быть счастливым, если она только посмотрит на тебя… А уж если улыбнётся! Ну это. — Владимир Иванович сделал такое воображающее всеоблемлющее лицо, которое показывало просто неописуемость ощущения. — Впрочем, это моя любовь, А твоя, скорее, больше похожа на ту, как у Марии Сергеевны».

И Маша пошла обратно.

«Ну как там Владимир Иванович?» — спросила Мария Сергеевна.

— Он рассказал мне, что значит любовь. Для него.

— Ааа. Про Бунина сказал, да? Любишь со всем: и со слезами, и с истериками?

— Да, так и сказал.

— У Бунина на самом деле немного подлиннее. И со слезами, и с истериками, и с ляжками… Но он всегда выкидывал последнюю часть. Я ведь всегда стройняшка была.

Маша улыбнулась тому, как эти люди открыто ведут себя с ней: Мария Сергеевна сказала, что выкидывает эту часть, потому что она стройная, значит «слёзы» и «истерики» всё-таки были и не один раз. Ну а как без этого? Тоже составляющая любви, лишь бы за границы не выходило — истерики истериками, а в результате всё равно поцеловать надо.

— А Вы как считаете? Что такое любовь?

— Когда я впервые увидела его, не сразу поняла, что он тот, с кем мне суждено жить всю жизнь… Да, симпатии… но ничего особенного… Прошёл день, может, чуть больше, и раз тебе! Я с ума схожу от него. Даже не знаю, что такое, но я всё время думаю о нём. Я вообще и не могу представить себя без него… Я не знаю, как это объяснить, но вот был какой-то момент, когда я стала другой… Вот как амур стрелой пронзает, и никуда не денешься — так словно должно быть… И, знаешь, так до сих пор. Я люблю его, как тогда. Каждый раз, когда мы расстаёмся хоть на пару минут, я начинаю скучать… и дождаться не могу того самого момента, когда снова его увижу… обниму, поцелую… и когда такой момент настаёт — я слышу, что он где-то рядом, открывает дверь или скрипит пол от его шагов, я просто не пмогу поверить своему счастью. Мне становится так легко… Я никогда не задумывалась, та ли это любовь, которую так многим женщинам хочется испытывать, но я без своего мужа не могу.

Как же близки были эти слова! Как близки…

Маша задумалась о том, на какую же любовь больше похожа её любовь: на ту, когда целый день думаешь о любимом или на ту, которая заставляет волноваться при разлуке и осчастливливает при встрече? Весьма сложный и неоднозначный вопрос. И ответ получается такой же: с одной стороны и то, и другое — всё ведь так, как они рассказали, с другой стороны — и ни так, ни по-другому — всё по-своему, то есть чувствуется своей душой, а она же не такая, как у них: души все разные.

Но всё равно… Какая бы ни была любовь: любимый дорог. Это «в целом» Машу страивало, и она задумалась ещё глубже. Но сколько мыслей ни приходило, сколько сторон ни рассматривалось, с места сдвинуться так и не удалось — только чувство времени пропало.

«Машенька, пойдём, доченька», — подойдя к девушке, сказала бабуля. Полдень уже прошёл — сейчас примерно полпервого.

Маша перекрестилась три раза, тремя перстами. Она никогда не задумывалась о смысле «троеперстия», то, как это прижиывалось, и зачем вообще это было нужно — просто делала, как учили: так привыкла.

При уходе место казалось совершенно не таким, как вначале: теперь, кроме красоты и живой природы, оно было ухожено. Теперь усопшим лучше.

Обратно шли очень медленно и много говорили. Вспоминали прошлое и, особенно, смешные случаи — это помогало самим себе: вспоминалось то, какие хорошие люди их родные.

В этот раз к речке шли намного ближе, почти возле самого берега, так что вода иногда брызгала на одежду. Вокруг журчало, а шли всё медленнее, останавливаясь каждые пятьдесят метров и разглядывая пригорки, на которых интересно росли деревья, рыбок, иногда выпригиывающих на несколько сантиметров из воды, камушки, отражающие сквозь водную поверхность чудесные многокилометровые узоры. Всё это появилось только сейчас.

Домой добрались к позднему вечеру, к заходу Солнца, к тому времени, когда пора ложиться спать.

Маша быстро заснула, и снился ей страшный удивительный сон, который раньше появлялся только частями, но в этот раз — с самого начала.