Путь к власти

Со временем она начинает слышать их шептание, шептание воинов. Наташа чувствует между ними разницу, чувствует: один — свет, другие — тьма, но так темно, что не различить, кто есть кто. И шепчутся они по-разному, каждый на своём языке, но такое впечатление, что понимают друг друга. Она не понимает их, но четко различает среди слов одно — «Наташа».

И тут где-то вдалеке. Непонятно, как это видно сквозь столько темноты, но видно. Как двое, точно разных, но внешне не отличить друг от друга, воина подходят, то ли справа и слева, то ли спереди и сзади — к середине. Они не лидеры этих армий, но высокого ранга.

И объявляют от своих сил.

Один: «Партуху».

Другой: «Портуди».

И вздох, глаза открылись. Наташа проснулась, вздрогнув. Рядом лежал Миша.

— Да о чём же?. — совсем неслышно сказала Наташа. — О чём они там торгуются?

Митрополит

Гузох не первый раз лично был в расположении колонны, где добывали ресурсы. По должности ему полагалось бывать здесь куда чаще, но мнение, что сверху видно лучше иногда превалировало в его мыслях. И с каждым новым появлением, это происходило всё сильнее. Ему не хотелось видеть, что все старания Священного Сейма в области обретения правильной веры Жах приводят к результатам, на которые не очень-то хочется смотреть.

С одной стороны казалось, что люди просто подчиняются, и за их счёт чумам легче жить. Но в реальности у рядовых чумов была необходимость быть чистыми и перед имперской администрацией, и перед СЧК, и перед законами Силан-Жах, чтобы их не постигла ещё и кара священной инквизиции.

Гузох видел всё это отношение в чумах. В них не было того величия, что пропагандировалось имперской властью. Великой воли управлять другими народами или желания познавать могущество Чёрного Камня. Большинство просто боялось ударов то справа, то слева, то сзади. От разных ведомств и организаций. И во всей этой рутине большинство чумов ощущали себя ещё более ничтожными, чем люди, облечённые рабскими цепями.

Сейчас в Славянской колонне предполагалось использовать негласный ресурс. То, за что отвечал Гузох — рядовые рабочие и служащие, и без того были в тяжёлых условиях, и ожидать от них чего-то объективно-разумного явно не предполагалось. Заставить их стучать в неделю покаяния на СЧК было в той же степени опромедчиво, сколь и безумно.

— Вам явно никто не откажет в личном появлении. — вспомнил Гузок слова главы Сейма, прозвучавшие в адрес другого жреца-митрополита, и удручённо покачал головой. Всё это походило на какую-то простую подставу — отправить его в такое место, где уже надо ходить по углям, при том что даже в обычной ситуации, успеху появиться было неоткуда. Его просто хотят убрать с дороги, и сделать это, прикрывшись его неквалифицированной работой. А потом сказать, что мол очень жаль, но на таком месте ожидаются совсем другие результаты.

С ним было двое его подчинённых. Неторопливых в работе, но в данном случае очень подходящие. Они были верны. Своду правил Силан-Жах, а, главное, своему шефу.

Встретивший их охранник имперской армии попросил подождать, пока подойдёт офицер из СЧК, так как без его ведома пускать уже было нельзя. Вся колонна, недавно переданная в ведение СЧК, хоть и предполагала наличие армейских подразделений, но только для поддержания безопасности, и все их полномочия на это заканчивались.

Офицер из СЧК прибыл очень быстро, представился как заместитель начальника районного управления: «Вас приезд для нас честь, жрец-митрополит Гузох. Чем мы можем быть полезны нашей вере Жах?»

Всегда от них такое. СЧК на словах самые вежливые и почтительные ко всему, что связано с Церковью. И ко всем, кто с ней связан. Но на этом всё заканчивается. Они без зазрения совести вербуют жрецов любого ранга, заставляют стучать друг на друга, а иногда и привлекать к суду по делам о госизмене, которые рассматриваются, конечно, за закрытыми дверьми и без оглашения подробностей. И хоть до уровня жреца-митрополита они пока не добирались ни разу, ничто не мешало это сделать в первый раз…

— Неделя покаяния… Мы приехали возвестить о начале недели покаяния. — ответил ему Гузох.

— Мне очень жаль, Ваше святейшество, но это невозможно.

— Невозможно?! — жрец показалось возмутительным услышать такое слово, тем более вот так с порога.

— Да, Ваше Святейшество. В прошлом месяце 120-й градус уже проводил неделю покаяния, а Вы лучше меня знаете, что в год можно проводить только две недели покаяния с промежутком не меньше, чем 100 дней… Всё же только мудрость наших патриархов в священном соблюдении веры Жах способна правильно толковать наши догмы… Для нас они непостижимы. Мы можем только верить в них…»