Путь к власти

Гузох остолбенел. Все эти слова и сам подход регулярно практиковали в Церкви и весьма успешно. И ожидать, что полковник из спецслужбы заговорит подобным образом вовсе не приходилось. Просто поразительно, как может карьеризм трансформировать и подход и способности. Но всё же. Не в этом эсчекисте дело. Патриарх безусловно знал, что происходит на месте, и что другой сектор уже проводил неделю покаяния, и явно не использовал при этом негласный ресурс. Иначе бы разговор был сейчас другой… Всё это снова попахивало подставой для него самого. Отправить туда, где нет ни возможности, ни инструментов. Его явно хотят снять с должности… Но он не затем так долго карабкался наверх, чтобы так вот просто спрыгнуть обратно вниз.

— Понимаю. — ответил жрец. — Разумеется, Вы знаете, какие результаты показала неделя покаяния?

— Мы не можем лезть в дела святой Церкви. — эсчекист улыбнулся. — Разумеется, мы запросили информацию, чтобы быть в курсе. Но получить мы её можем только с разрешения Ваших инстанций.

Он ещё издевается. И так сделал упор на слове «Ваших», как будто перед ним тот жрец, который и проводил прошлую неделю покаяния две недели назад… Интересно, а кто-то правда верит, что СЧК не в курсе этих движений?

— Полковник, Вы свято верите в свод правил Силан-Жах?

— Разумеется, мы самые преданные сторонники Церкви. И всегда готовы Вам помочь. Чем мы можем помочь святой Церкви?

Высокопарные пустые слова. Они сделают всё, что им угодно, и ничего, что не захотят. И каждый раз найдут красивое объяснение. А потом ещё сфабрикуют какое дело против кого поудобней, чтоб напомнить о том, кто на самом деле главный.

— Найдите мне достойный рабочий кабинет. Я останусь в колонне на некоторое время… Надеюсь на Вашу полную поддержку.

— Не смею Вам отказать, Ваше Святейшество.

Болотников

Тёмный подвал и такие же тёмные мысли в нём. В комнату вошёл майор Болотников и оглядел пленного. С его головы уже сняли мешок, и теперь его глаза томно смотрели вниз перед собой. Словно ему и терять-то было нечего, словно уже и жизнь свою он потерял где-то давно.

— По-нашенски говоришь. — спросил Болотников, присев за единственный стоявший посередине комнаты стол прямо перед пленным. — Или говоришь только по-своему?

Видимо, такая постановка вопроса оказалась чем-то новым для чужака.

— Говорю, майор. Ещё как говорю.

— Отлично. — Болотников повёл бровью и, указав на себя пальцами обеих рук продолжил. — Тогда можно знакомиться. Я майор Болотников.

— Штрафной майор Болотников.

Он ожидал чего-то такого, но это было действительно удивительно. Вся эта история со штрафниками началась всего неделю назад, и даже не все из Отряда 14 ещё знали, что вообще сейчас происходит с группировкой. А выясняется, что об этом уже знает даже хиви. Темнить смысла не было, тем более, что пленник от этого свободу всё равно не получал.

— Да. Штрафной майор Болотников. Что есть, то есть.

— А чего нет — того нет.

— А чего нет — того нет. — Болотников уже понял, что его собеседник птица высокого полёта, а это значило, что узнать от него уважением можно куда больше, чем силой. Надо только правильно подходить к делу.

— Так что ты хочешь от меня узнать, штрафной майор Болотников?

Майор немного поёрзал на стуле, затем утвердительно кивнул и уверенно уставился на своего собеседника: — Имя. Звание. Почему хиви держали тебя пленным? И куда конвоировали? Для начала это.

— Имя… Да… Имя у меня было… — пленный удручённо уставился куда-то вниз, и стало понятно, что для него это больной вопрос, потому он хотел сделать упор на то, что говорит со штрафником, то есть с тем, кто тоже не имеет всей власти. — Шакал меня звали. Теперь это имя ничего не значит. Но другого у меня не было…

— Продолжай. Я тебя внимательно слушаю.

— Я сам из хиви… Был. Пока не нарушил одного правила… И везли меня, чтоб наказать за нарушение этого правила… У нас с этим строго.

О хиви было хорошо известно, что им нельзя сдавать в плен. Вообще никак и вообще никогда. Что у каждого из них всегда при себе две последних гранаты. Одна для тех, кто готовится взять тебя в плен, если уже некуда бежать. И вторая для себя, когда истратил первую. Это было одновременно и фишкой и дамокловым мечом хиви. Они и гордились и боялись её одновременно. Гордились тем, что каждый из них всегда был готов и использовал её. И боялись того, что не знали, когда же этот момент наконец наступит, и наступит ли вообще.

— Так что же ты сам сдался в плен? И кому же?

— Чумам из СЧК.

— Чумам? Хиви сдался в плен чумам? Какой в этом смысл? — Хиви воевали рука об руку с чумами. Трудно было понять, где разграничиваются сферы их интересов, но совершенно нельзя было представить, что между ними есть такого уровня разногласия, чтобы можно было сдаться в плен.