Путь к Земле («Кон-Тики»)

– Естественно, – кивнул он. – Ну, не совсем ноль, но около того. Точный ноль означал бы контакт с поверхностью на орбитальной скорости, что нежелательно. Практически мы пройдем над Луной в километре-двух, а то и меньше. Но там нет никаких вершин, не беспокойся, штурман. На карту я глянул.

Я промолчал, сдержался, но внутри у меня вскипело. Он «глянул» на карту! В таких случаях нужно не просто «глянуть», а изучать ее долго и внимательно. Он, видите ли, «глянул»! А что он мог углядеть?!

– Или ты предпочтешь, чтобы мы финишировали на два часа позже? – добавил Коршунов. – Мне лично это болтание на орбите уже порядком наскучило.

Он называл это «болтанием на орбите»! Мы по-прежнему неслись вперед с колоссальной скоростью. «Кон-Тики» погрузился во мрак, окружавший обратную сторону Луны. Скорость спуска падала, но высота была уже меньше десяти километров. Все было примерно как в первом орбитальном полете, на этот раз я не испытывал особого страха. В конце концов, говорил я себе, если так суждено, то ничего не поделаешь. Если это случится, мы ничего не успеем почувствовать…

Так я себя уговаривал, но, как сейчас понимаю, сохранял спокойствие отнюдь не благодаря этим уговорам; просто, видимо, уже тогда внутренне поверил Коршунову – его знаниям, опыту и интуиции.

Мы летели в полном мраке; над поверхностью Луны, судя по данным альтиметра, проскочили всего в нескольких сотнях метрах – вертикальная скорость в этот момент, как ей и положено, занулилась – и снова пошли вверх. Результаты маневра начали сказываться – теперь станция опережала нас всего на полтораста километров. Расстояние быстро сокращалось, и когда, наконец, мы вырвались на дневную сторону, она уже была видна совершенно отчетливо без всякого бинокля. Впрочем, мы увидели ее раньше – сначала показалась она, а Солнце – спустя какое-то время. Мы шли еще в лунной тени, а она уже купалась в его лучах – висела впереди и вверху, сверкающая и красивая, словно елочная игрушка, и казалось, что до нее можно дотянуться рукой.

– Ну, штурман, признавайся, – сказал Коршунов. – Натерпелся страху? Только смотри у меня, говори правду!

Он был весел и оживлен, будто выиграл партию у чемпиона мира. Хотя что такого было сделано? Рутинный маневр на сближение, как сам он изволил выразиться. К тому же маневр этот далеко не был закончен. Прямо по курсу над горизонтом поднималось Солнце, за ним, как привязанная, волочилась Земля, а между ними висела станция, похожая теперь на заколдованную башню из слоновой кости. Именно заколдованную – так мне почему-то подумалось. Она медленно росла, мы приближались к ней с каждой минутой.

Пожалуй, даже лучше, подумал я, что все эти лихие бреющие рейды над лунной поверхностью приходятся у нас на ночную сторону. Можно смотреть на индикаторы и воображать что душе угодно. По крайней мере, не видишь этих жутких скал…

Когда до станции осталось километров десять – в высоту она казалась уже вдвое больше Земли, а чтобы закрыть Солнце, хватило бы и торца, – Коршунов вновь взялся за рычаги управления.

– Будем исправлять допущенные ошибки, – объяснил он. Мои формулы очень простые, зато не очень точные. Смотри, штурман, и учись, как это делается.

Он вновь включил двигатель, истратив на этот раз килограммов, наверное, десять. К моему удивлению, теперь мы шли не прямо на станцию, а несколько в сторону.

Я не преминул указать ему на это обстоятельство.

– Когда же, штурман, ты наконец поймешь, что мы в космосе, а не на автодроме? – рассмеялся он. – Здесь не бывает прямых путей к цели. Ты не учитываешь центробежных сил – раз; – он принялся загибать пальцы, – кориолисовых сил – два; приливных сил – три… Они подкрутят «Кон-Тики» прямо в ворота. Видал когда-нибудь «сухой лист»?

Он опять засмеялся, даже не надо мной, а просто от хорошего настроения, но мне стало стыдно. Все эти силы действительно есть, их изучают в школе, не говоря об институте. И то, что с ними не так часто встречаешься, не может служить для меня извиняющим обстоятельством…

Минуты текли медленно. Наша скорость относительно цели почти не менялась, но ее вектор выворачивался прямо на станцию.

– Причаливание – самая приятная операция, – сказал Коршунов. – Ответственность как при посадке, но есть время для размышлений. А при орбитальных переходах, наоборот, слишком долго ждать результата. Виток, два витка, иногда больше. Причем каждый виток – это полтора часа, два… Вот и крутишься. Изматывает…

Станция быстро росла. Я уже упоминал, что «ЮГ» – это цилиндрическая башня высотой шестьсот метров, диаметром около шестидесяти. Она стоит в пространстве вертикально – за счет стабилизирующего действия приливных сил. Сейчас перед нами, словно исполинская стена, вырастала ее боковая поверхность, почти сплошь одетая солнечными батареями и антеннами.

– Где же у них причальные площадки? – задумчиво сказал Коршунов. – Я полагаю, на торцах… Или все-таки на борту? Не хотелось бы «вляпаться» во что-нибудь этакое…

– А что может случиться? – поинтересовался я.