Беспокойство за женщину росло с каждой минутой. До родов оставалось не меньше одного новолуния, а княгиня была настолько плоха, что едва передвигала ноги и совсем перестала питаться.
За месяц дойти до такого? Довольно трудно. Видать, демон или еще какая тварь, поселившаяся в доме, отличалась недюжинными способностями или сумела перехитрить ловушки из амулетов, которыми обыкновенно снабжают придворных феодалов магики и ойуны.
— Кам, заклинаю тебя небесными покровителями: спаси ребенка! Я знаю, чудище пришло за ним! — стоном разлетелись слова Кожун, когда гость уже стоял в уютной темноте длинного коридора.
Кам промолчал.
Из спальни послышалось шарканье и князь медленно, по-бегемотьи, выдвинулся за новым знакомым. Хлопнув дверью, хозяин указал в боковую галерею.
— Жена не в себе. Пройдем в мою библиотеку.
Мужчина согласно кивнул и пристально всмотрелся в черты лица правителя Ласии. Бледная кожа с оливковым отливом едва проглядывала сквозь рыжую щетину бороды, расползшуюся по щекам почти до нижних век. Бледно-голубые глаза блестели влагой, а на узких губах отпечатались скорбь и плохо скрываемая ярость.
Сделав пару поворотов по коридорам с малахитовыми стенами и высокими, узкими окнами, он подошли к двери из лакированного дуба.
— Прошу, — пригласил Филипп гостя и толкнул тяжелую створку. Раздался неприятный скрип и дверь медленно открылась. За ней показалась небрежно расставленная мебель из черного камня, карта на противоположной стене и несколько стопок потертой временем и потными руками чиновников бумаги.
Кабинет, иначе место, где прятался от народа властитель, не назовешь, отличался аскетичностью и мрачной атмосферой средневекового жилища.
Князь сел на бархатные подушки несдвигаемого кресла, подвинул документы на край стола, чтобы видеть собеседника. Гость расположился на диване. Раздался звук колокольчика и спустя секунду в комнату вошли две дамы в алых чепчиках, которыми, видимо, награждали при дворе Ласии всех прислужниц слабого пола.
Зашуршали муслиновые юбки. Дамы поставили подносы с рюмками, наполненными зеленым варевом, на край стола и удалились. Горьковатый аромат кофе разлился в пространстве, заставив незнакомца пару раз сглотнуть слюну.
Собрав волю в кулак, чтобы не накинуться на питье раньше князя и тем самым не обидеть его, молодой человек деловито произнес:
— Вы вызвали меня, чтоб распознать и искоренить зло. Неужели, князь? Ведь сами знаете, ЧТО это. Кто вам мстит.
Филипп молчал. Он старался скрыть удивление после нежданных слов, но эмоции прорвалась сквозь плотину воспитания и разлилась бурным потоком по каждому мускулу тела и лица феодала.
Скривившись, словно от зубной боли, он ударил кулаком по столу и со свистом выдохнул.
— Умен ты, шаман, смекалист. Не ведаю, каков в деле, но людской род читаешь славно. Да. Есть мыслишки, с чего все началось. Больно признавать: причиной недуга стала история моего рождения. Что есть, то есть.
Мать-княгиня родила меня в смутные времена. На трон сел отец нынешнего правителя Самыла, а заодно и мой двоюродный дядька, Кафун. Палач протеста в три тысячи голов, он казнил любого, кто косо смотрел на него или имел хоть каплю имперской крови.
Поговаривают, что матушка не раз наведывалась в его покои и просила пощады для своего будущего отпрыска, клялась в преданности моему папаше.
Так вот… Помимо меня, из лона княгини вышли еще двое. Брат — близнец и сестренка. И все бы хорошо, только роженицу обуял страх, что на троих Кафун не согласится, тем паче, власть в княжестве должна принадлежать одному мужчине. Тому, кто старше.
Филипп остановился, взглянул на кама из-под густых бровей.
— Понимаешь, к чему я веду?
Мужчина в маске скрестил пальцы на животе, задумчиво кивнул.
— Чтобы избавить Ласию от распрей, она убивает младшего.
На этот раз кивнул князь.
— Да, княгиня задушила безымянного брата и приказала втайне от отца прикопать тело на именном кладбище. Тот так и не узнал, что был еще один сын, бездумно веря сказкам хитрой лисы, которая крутила им, как собственным веером.
— А где сейчас княгиня-мать?
Филипп хищно улыбнулся. И тут же исправился, поняв, что слишком расслабился в присутствии гостя.
— Умерла как пятый год.
— А сестра?
Князь встал и медленно прошел к камину, которого кам раньше не заметил, так как очаг располагался в дальнем углу. Подняв руку над каменным сводом и полками, рыжий правитель нежно погладил край картины.
Светловолосая юная девушка смотрела с холста, лучезарно улыбаясь художнику и собственной беззаботной жизни. Ее длинное платье небесного цвета развивалось на ветру. На нагом плече застыла стрекоза.
За спиной прелестного создания стояли женщина в кроваво-красном и паренек лет семнадцати.
По рыжей шевелюре и лукавству в глазах гость узнал в подростке Филиппа. Стало быть, иссохшая вобла рядом была княгиней.
— Погибла в пятнадцать лет. Мы так решили, когда кортеж с сестрицей не вернулся из столицы, а селяне сказали, что видели именных лошадей в полях без упряжи. Искали долго, изъездили полкняжества. Ничего не нашли.