Путь. Книга третья

– Король Дэкэрд дополнил Закон своей бабушки. Защищая ребёнка, нельзя забывать о нём самом. Достигнув совершеннолетия, воспитанник может сам оправдать своего Наставника, если на то будет его воля. Этим редко пользовались, но пару прецедентов я, пожалуй, назвать смогу. Один так точно: король Олах во всеуслышание заявил, что не имеет претензий к Аркйэру, несмотря на проявленную по отношению к нему жестокость. И Круг, а затем и Совет согласились с позицией короля… Ты собираешься обвинять в чём-то Тора, Синеглазый?

– Нет.

Какой он молодец! Вспомнил так вовремя! Или… уже думал об этом?!

Тонхи, нахохлившись, косятся на Создателя, затем опять переводят внимание на нас с мужем.

– Я простил отца. Всё, что он делал, он совершал из-за любви к Саору. Если при этом он поступил вразрез с Законом, так и наказание своё принял сразу.

Карие глаза Мирана щурятся:

– Это какое же?

– Совесть называется, – за меня отвечает Тор. – Я, сын Редри, действительно, не скорлупу разбил… Ты хоть представляешь, как это – привязаться к тому, кого ты заранее обрёк на смерть? Понимать, что нельзя – и любить… Пытаться вмешаться, плевать на собственные заповеди, искать выход, идти на любые уловки… Увидеть своего ребёнка мёртвым… Да я сам уже осудил себя – жёстче, чем ты думаешь! И буду раскаиваться все следующие тысячи лет. А вам в Саоре кристалл оставил как урок: не следуйте моему примеру. Какую бы цель перед собой не поставил, достигнув её подобной ценой, ты сочтёшь её недостойной…

– Миран, – вмешиваюсь я, – представь, что у тебя есть выбор. С одной стороны – жизнь твоей дочери, сколько ей – пять лет, да? А с другой – все остальные дети… и не просто они. Саор и четыре ближайших мира. И речь не идёт о тебе, собой пожертвовать легко. Только о Мелии!

Тонх вздрагивает, затем взмахивает крыльями:

– Так нечестно! Почему именно Мелия?!

– А почему именно мой сын?! – взвивается Тор. – Чем он хуже твоей дочери? Или ты на моём месте поступишь иначе?

– Я найду иное решение…

– А если нет иного? Нет! И будущее станет твоим проклятием, что бы ты не выбрал. Пожалеешь дочь – предашь мир, сохранишь Саор – утратишь ребёнка. Устранишь причину всех бед – убьёшь человека! Я чуть руки на себя не наложил, почти свихнулся!

– У тебя что, раньше таких ситуаций не было? – вдруг сочувственно подаёт голос Эске. – За две тысячи лет – никогда?

– Были, – искренне сознаётся Хранитель, – и не раз. Но я держался вдалеке от людей. На расстоянии всё гораздо проще. Не появлялось никого настолько дорогого… чтобы потом разрываться между долгом и сердцем.

«Распробовал прелести человеческого существования, – неслышно для других усмехается Дэрэк, – когда не с высоты звёзд на мир глядишь, а сам вместе с ним переживаешь. И Саор перестал к нему с безусловным трепетом относиться, ты заметил? Могли бы раньше недовольные вот так, посмотрев запись, своего всемогущего Создателя взять и на балу призвать к ответу за содеянное?»

Вздыхаю. Лет двадцать назад подобное показалось бы мне абсурдом. Но… разве сам я слушал Тора слепо? Выполнял всё, что он советовал? Да чёрта с два! Что же получается – я и подал пример неподчинения?! Двадцать шесть королей видели в Хранителе великое и непогрешимое божество.

Я обрёл отца.

– Пап… Парни… У меня и так сегодня не праздник, а кошмар какой-то непреходящий… Честно, мне льстит, конечно, что вы за меня так вступаетесь, а отец мой готов наказание нести, но, правда, не стоит. Поздновато. Давайте, мы это всё отложим, а ещё лучше… нет, не забудем, а отпустим. Не хочу я никаких судов, выноса на Совет личных отношений… ворошить прошлое не хочу! Вы на Дэрэка посмотрите, для него до сих пор всякое упоминание о Маринике болезненно! Не отца, его пожалейте!

Словно по команде тонхи поворачивают головы, топорщат перья. Эске прищёлкивает клювом:

– Дэр! Он прав? Тебе всё это неприятно?

– Неприятно? – издевательски переспрашивает муж. – Эске, «неприятно» – когда ты у себя пёстрое перо нашёл, быстро выдернул, а осадок остался.

Шум и волнение среди крылатых неподражаемы. Ну, Дэрэк! Изучил же… своих братьев по духу!

– Мне нестерпимо больно! Слушать вас муторно, вспоминать невыносимо, на него, – взмах головой в сторону Тора, – глядеть тяжело. Я жёлтый цвет с тех пор терпеть не могу, понимаете?! И число четыре… столько солнц в небе Мариника. Но я простил – потому, что простил Джэд. Наорал однажды, почище вашего – но принял! Потому что живу рядом с человеком, который каждый день тоже выбирает между тем, что хочет, и тем, что обязан делать… Я как никто знаю, насколько это нелегко.

– Принц, – Скейд, самый юный и горячий, выступает вперёд и кланяется, прикладывая и руку, и крыло к груди, – но наш Хранящий никогда не нарушал Законов! Даже ради тебя!

– Мой сын лучше меня, – повинно произносит Тор. – Оттого он – ваш Хранитель, а я… просто долго живущий дурень, наделавший ошибок.

Мне кажется или невероятно синие глаза подозрительно блестят? Чёрт! Шагнуть, обнять:

– Папа, перестань! Зато смотри, какой мир ты создал! Настолько честный, что своему Творцу правду в лицо говорит! Гордись давай!