Путь королей

Кабзал, поколебавшись, подошел и почтительно взял лист кончиками пальцев.

– Это чудесно, – прошептал молодой ревнитель. Посмотрел на нее, ринулся к своему фонарю, открыл и вытащил гранатовый броум. – Возьми. – Он протянул ей самосвет. – За работу.

– Я это не могу взять! Во-первых, он не твой.

Поскольку Кабзал был ревнителем, все его вещи принадлежали королю.

– Пожалуйста. Я хочу дать тебе что-то.

– Этот рисунок – подарок, – возразила она. – Если ты заплатишь за него, то получится, что я так ничего тебе и не подарила.

– Тогда я закажу еще один, – сказал он и вложил сияющую сферу в ее пальцы. – Я возьму первое подобие бесплатно, однако прошу – сделай еще одно. Нарисуй меня или нас вместе.

Она медлила. Ей редко доводилось рисовать саму себя. В этом было что-то странное.

– Ну хорошо.

Шаллан взяла сферу и украдкой сунула ее в потайной кошель, рядом с духозаклинателем. Было немного странно носить там что-то столь тяжелое, но она привыкла к его размерам и весу.

– Ясна, у вас есть зеркало? – спросила она.

Принцесса демонстративно вздохнула, явно раздраженная тем, что ее отвлекли. Перебрала свои вещи, нашла зеркальце. Кабзал взял его и вернулся к Шаллан.

– Держи его рядом со своей головой, – пояснила художница, – чтобы я увидела себя.

Он растерянно подчинился.

– Чуть поверни… Вот так, хорошо. – Она моргнула, запечатлевая в памяти свое лицо рядом с его лицом. – Присаживайся. Зеркало больше не нужно. Мне оно требовалось просто для того, чтобы в общих чертах вообразить, как бы выглядело мое лицо на наброске, который я собираюсь сделать. Я нарисую себя сидящей рядом с тобой.

Молодой ревнитель сел на пол, и Шаллан начала работать, используя рисование как повод отвлечься от бушевавших в душе эмоций. Девушку мучили угрызения совести за то, что ее чувства к Кабзалу были не столь сильны. Одновременно она испытывала печаль оттого, что им предстояло расстаться навсегда. Но превыше всего была тревога из-за духозаклинателя.

Нарисовать себя рядом с ним было непростой задачей. Она трудилась неистово, смешивая реального сидящего Кабзала и воображаемую себя, в платье с цветочной вышивкой. Художница рисовала, отталкиваясь от собственного отражения в зеркале, добавляя нужное, – слишком узкое лицо, чтобы быть красивым, чересчур пышные волосы, щеки покрыты веснушками…

«Духозаклинатель, – думала она. – Оставаться с ним здесь, в Харбранте, опасно. Но и уезжать опасно. Нет ли третьего пути? Что, если я отошлю его?»

Шаллан замешкалась, угольный карандаш завис над рисунком. Посмеет ли она отослать фабриаль – упакованный, доставленный Тозбеку втайне – обратно в Йа-Кевед, не отправившись туда сама? Ей не придется беспокоиться о том, что комнату или ее лично обыщут и обвинят в краже, хотя нужно будет уничтожить все наброски Ясны с духозаклинателем. И она не будет рисковать навлечь на себя подозрения, исчезнув почти одновременно с тем, как принцесса откроет, что духозаклинатель больше не работает.

Девушка продолжала рисовать, все глубже погружаясь в собственные мысли, позволяя пальцам действовать самостоятельно. Отослав духозаклинатель домой, она может остаться в Харбранте. Это была золотая, манящая перспектива, от которой ее чувства еще сильней перепутались. Она так долго готовилась к отъезду. Что же тогда делать с Кабзалом? И Ясна. Неужели Шаллан действительно сможет остаться, принимая щедрую опеку Ясны, после всего, что сотворила?

«Да, – подумала она. – Да, я смогу».

Собственное рвение изумило ее. Она согласна была жить с чувством вины день за днем, если это означало продолжение учебы. Это было свидетельством чудовищного себялюбия, и ее одолел стыд. Но по крайней мере какое-то время она точно протянет. В конце концов ей придется вернуться домой, разумеется. Она не может бросить братьев наедине с опасностью. Она им нужна.

Себялюбие в сопровождении храбрости. Второе изумило ее почти так же сильно, как первое. И то и другое не походило на качества, которые она обычно приписывала себе. Но до Шаллан постепенно доходило, что она не знает, кем является на самом деле. Не знала, пока не оставила Йа-Кевед и знакомую жизнь, в которой у нее была понятная роль.

Штрихи ложились на лист все более неистово. Она закончила человеческие фигуры и перешла к фону. Быстрыми, смелыми линия ми очертила пол и арочный вход на заднем плане. Черным размазанным пятном обозначила боковину стола и тень рядом. Тонкими четкими штрихами прорисовала фонари. Размашистыми движениями изобразила ноги и одеяние существа, стоявшего позади…

Девушка застыла. Угольный карандаш в ее дрогнувших пальцах прочертил на бумаге ненужную линию, убегавшую в сторону от фигуры, которую она изобразила прямо за спиной Кабзала. Этой фигуры со сгустком пересекающихся ломаных линий, зависшим над воротником и заменявшим голову, в реальности не существовало.

Художница встала, опрокинув стул, свободной рукой прижав к груди альбом и угольный карандаш.

– Шаллан? – Кабзал вскочил.