- Он здесь недавно, многого не знает, - сбивчиво заговорил старший из крестьян, пожилой мужчина с иссеченным в схватках лицом. - Мы все здесь недавно, Великий... Мы примкнули к твоему воинству в Си...
- Недостаточно числиться солдатом Желтых повязок. Нужно быть достойным этого звания. У вашего глупого товарища на спине и в душе еще не зарубцевались раны от палок ханьских палачей. Хорошо, что из долины есть всего один выход и глупец не погибнет от голода в снежной пустыне, среди скал и голых камней...
- Истинно, истинно так! - поддакнул старший.
- Это он затеял драку?
- Нет, Совершенный! - раздался почтительный, но смелый голос. Занг Чао, скосив глаза, увидел молодого работника в куртке из дубленой кожи. Скуластый, плосколицый, он выделялся среди прочих быстрыми, уверенными движениями и искривленными, как у конника, ногами.
Он сделал шаг вперед.
- Это сделал я!
- Как твое имя?
- Цаган-Сумнуд[3]!
- Ты не из нашего народа и похож на варваров с севера. Откуда ты прибыл?
- Я из племени даукара. В Великой Степи стало слишком тесно для простого харачу[4]. Жадные ханы захватили моих коней, убили моих братьев и сделали сиротами их маленьких дочерей. Чем мне было их кормить? Я пришел с ними в Империю, чтобы осесть на земле, но и здесь надо мной висела плеть богатого кровососа! Мы прослышали о тебе и присоединились к твоей армии...
- Зачем же ты ударил этого человека? Разве ты не знаешь, что сыновья Желтого Неба не делают друг другу вреда и не проливают братской крови?
- Я был в гневе. В твоей власти выгнать меня в ледяную пустыню или казнить...
Глаза Учителя вдруг вспыхнули мрачным огнем.
- Глупец! Мы не на войне! Понимаешь ли ты, что казнь твоя станет еще большим злом и грехом перед Небом, чем твоя пощечина? Или, может, ты надеешься на дне Озера Крови всласть отдохнуть от работы, к которой не привык в своих степях? Нам нужны каждые руки, а что предлагаешь ты? И кто позаботится о твоих племянницах?
Даукара молчал, явно не зная, что ответить.
- Я назначу тебе наказание. Сколько снопов ты собираешь за день?
- Двадцать, Совершенный!
- Мало! Ты отлыниваешь от работы и, не зная, чем себя занять, даешь волю рукам. До конца недели ты будешь собирать тридцать. После этого я наложу на тебя покаяние и пост. Своих девочек приведи к старшему над закромами - я распоряжусь, чтобы их кормили. Они не должны страдать из-за такого нерадивого работника!
Занг Чао повернулся и, не обращая больше внимания на проштрафившихся, пошел обратно к своей скале. За его спиной Цаган-Сумнуд, весь красный, торопливо орудовал кетменем, огрызаясь на беззлобные насмешки товарищей, довольных, что так дешево отделались.
Вечером Занг Бао, младший брат Учителя, как обычно, поднялся на утес, чтобы узнать, какими будут приказания и не нужно ли чего Совершенному, а также передать прошения крестьян. Обычно членам секты не дозволялось самим беспокоить погруженного в раздумья Занг Чао по житейским вопросам - разве что дело было исключительным или требовало большой мудрости для его разрешения. Учитель, выслушав донесение Старшего- над-Землями, кивнул и произнес несколько слов, до слуха людей не долетевших. Немного поразмыслив, он сделал какое-то приказание. Занг Бао склонился еще ниже и, осенив себя знамением, спустился вниз. Повстанцы благоговейно расступались перед ним.
В долине гасли огни. Утомленные тяжелой работой люди возвращались в свои дома и, проглотив ячменную лепешку с чашкой воды, валились спать, чтобы завтра снова выйти на торопливую позднюю страду. Через две-три недели урожай будет собран, и тогда впереди - не слишком уютная, но сытная и спокойная зимовка, вдали от войны, от поборов и грабежей, за непроходимым барьером гор.
Весной война начнется вновь.
Когда во всей стране свободы погасли огни, некоторое время в сгустившемся мраке горел лишь наполненный маслом светильник Занг Чао, мерцавший высоко на скале. Затем его свет задрожал, по нему пробежали смутные тени, как будто в келью кого-то провели.
Занг Чао, сидевший на истертой циновке у дальней стены, поднял голову и сделал охранникам знак удалиться.
Перед ним стоял мужчина средних лет в одежде монаха, но на монаха не похожий. Его волосы и борода сильно отросли и были всклокочены и неухожены, хотя и хранили еще следы изысканной стрижки. Руки, крепкие, сухие и нервные, не имели мозолей. Взгляд же, проницательный и суровый, напоминал взгляд самого Учителя, но не нес в себе того яркого огня, что приводил в священный трепет сектантов - в нем была глухая тоскливая неподвижность стоячей воды.
- Здравствуй, сын благородной семьи, - произнес Занг Чао мирно и спокойно.
- Здравствуй, - словно эхо, откликнулся человек.
- Садись, - Учитель указал на вторую циновку, на которой обычно сидели его братья.
Гонджун Сан сел, скрестив ноги.
- Ты голоден? У меня есть лепешки и молоко.