Путь Мира(СИ)

Он не мог понять происходившего с ним. Внутри него будто натянулась и дрожала, готовая лопнуть, тонкая струна, наполняя окружающий мир почти неразличимым звоном. Кроме этой струны, больше там не было ничего. Только пустота, наполненная тихим, вибрирующим звуком.

- Эй, столичный! - окликнули его. Оглянувшись, он увидел сквозь дым двоих однополчан, приближавшихся со стороны сгоревшей деревни. Подойдя к нему, они некоторое время молча стояли и смотрели на раскинувшееся вокруг побоище.

- Собачья работа, - вздохнул один наконец. - Одно дело бандитов и варваров резать, дело правое, понимаешь. Но чтобы вот так...

Он указал туда, где возле одного из домов лежали две смуглокожие девочки. У обеих были распороты животы.

- Старик наш и то недоволен, - кивнул другой. - И князю это все не по душе, нутром чую.

- Собачья работа, - медленно повторил первый. - Кстати, тебя князь искал. Эй!

- Ммм? - гул струны на мгновение затих в ушах Тан Чжоу. - Меня?

- Тебя, тебя. Говорят, на повышение идешь. Заслужил вроде чем-то...

Слова стронули в душе что-то почти забытое и оборвали струну. Неслышимый уху звон с размаху ударил в сердце и взмыл вверх двумя огненными копьями. Мир вокруг завертелся волчком, разведчик повел по сторонам внезапно раскалившимися глазами и горько, безудержно зарыдал.

------------------------------------------------

Примечание к части

[1] Гао-цзу (256 до н. э. - 195 до н. э.) - храмовое имя императора Лю Бана, основателя династии Хань. Происходивший родом из крестьян, Лю Бан поднял восстание против династии Цинь и, одержав победу в тяжелой войне с царством Чу, восстановил порядок в стране. Изрядно смягчивший жестокие циньские законы и проведший несколько экономических реформ, Гао-цзу до конца эпохи Троецарствия воспринимался как эталон мудрого правителя и пример для подражания.

[2] Ду-вэй (ци-ду-вэй для кавалерии) - офицерское звание в древнем Китае, соответствовавшее среднему командному составу.

[3] Цзи (здесь) - древнее оружие тяжелой пехоты и конницы, нечто вроде клевца на длинном древке, предназначенного для стаскивания с коней вражеских всадников. Боевые кони в то время были крайне дороги и являлись ценным трофеем, поэтому гибельных для кавалерии длинных копий, описанных мной в четвертой главе, китайцы почти не знали и не использовали. Надеюсь, читатель простит мне ту небольшую вольность.

[4] Да-ду-ду - официальная форма, то же самое, что и ду-ду (см. гл. 11).

[5] Цзу (здесь) - см. гл. 9.

Глава тринадцатая. ПО ЗАСЛУГАМ И ДОСТОИНСТВУ

Миновало несколько месяцев. В уезде Аньси заканчивали крепить рисовые поля и сеять ячмень. Мало что легло в почву: погибшие в прошлом году всходы и страшная голодная зима не оставили от крестьянских запасов ничего, а захваченный на войне провиант Желтых повязок давно весь вышел. Молодой наместник вынужден был раскрыть собственные амбары и выдать зерно для сева, но и его после распределения между тремя деревнями уезда не достало и двух телег на каждую.

- Зимой пиры пировал, а теперь локти кусает, - ворчали перед рассветом голодные крестьяне, разбрасывая зерно по колено в холодной воде. - Как до урожая дожить? Сколько еще листья с деревьев обдирать на завтрак?

- Сам прошлой осенью небось все на коне скакал, - поминутно сплевывая, зло цедил сквозь зубы сутулый бедняк с опухшими икрами. - И что мне было в добровольцы не пойти тогда? Тоже сидел бы сейчас где-нибудь и вино попивал... Или по соседям в гости ездил, как этот сейчас!

- Ну этот еще ничего, - возразил его сосед. - По крайней мере, палкой почем зря не машет и не орет чуть что. Не то что наш прежний - забыл уже?

- Все они одинаковы, - чихнув, отмахнулся сутулый. - Что вояка в земле понимает? И стыда никакого нет тоже. Жену мою всю зиму к себе в усадьбу таскал, и братнину тоже. Что уж он с ней там делал - не говорит. Эй, про тебя говорю, бесстыдница!

Работавшая возле него женщина с красными, сморщенными руками, молча отвернулась.

- А тебе позарез надо знать, что именно этот кобель с твоей женой вытворял? - подала голос трудившаяся неподалеку сгорбленная старуха. - Совесть у самого где? Тебе бы, дураку, ноги раздвинули - небо на голову не обвалится?

- Да я что... - уже тише буркнул бедняк. С силой размахнувшись, он всадил мотыгу в глину. - Эх, да что же за жизнь такая поганая пошла!

Некоторое время работали молча. Затем холодная утренняя дымка содрогнулась, ветер донес скрип колес и стук копыт. Вдали на проходившей мимо поля дороге, на фоне темнеющего на горизонте леса, показались огни.

- Едет кто-то, - начали вглядываться в туман крестьяне. - Никак сам возвращается?

Предрассветные сумерки разомкнулись, выпустив окруженное огнями темное пятно. Приближаясь к деревне, оно постепенно превратилось в череду телег, сопровождаемых тремя десятками пеших копейщиков в кожаных куртках и соломенных шляпах. В голове и хвосте обоза ехали два всадника, время от времени менявшихся местами. Телеги были тщательно укрыты промасленной тканью.