Путь наверх, или Слишком красивая и слишком доступная

— Конечно. Только как ты меня найдешь? Как ты узнаешь, куда я попал?

— Я найду тебя. Макс, я обязательно тебя найду. Ты же меня знаешь. Я ведь нашла тебя в этой больнице. Я переверну, к чертовой матери, весь ад и рай и буду рядом. Там еще проще, потому что там нас никто не сможет разъединить. Ты только обещай, что будешь меня ждать.

— Я обещаю…

— Я недолго, я мигом — вот увидишь. Ты даже не успеешь забыть, как пахнут мои волосы.

— Лана, да разве такую, как ты, можно когда-нибудь забыть?!

— Скажи, ты не боишься?

— Нет. Я просто устал мучиться. Это так скверно — просто лежать. Ты не сможешь этого понять. Человек вообще не может ничего понять, пока не испытает что-либо на собственной шкуре. Мое тело словно в какой-то скорлупе, которая сковала меня и не дает вдохнуть полной грудью. Страшно ощущать собственную ничтожность, особенно когда рядом сидит любимая женщина. Я ничего не боюсь. Я счастлив, что тебя дождался и что приму смерть именно из твоих рук.

— Я бы сошла с ума, если бы ты меня не дождался. Главное — ничего не бойся. Ты же помнишь Юльку? Так вот, она говорит, что смерть очень красивая… Она там была. Она ее видела. Юлька утверждает, что человек никогда не умирает в муках. Он умирает, испытывая жуткое блаженство. Это как оргазм, понимаешь. Ты мучаешься, пока не увидишь ее. Как только ты ее увидишь, прикоснешься к ней рукой — так сразу закончатся все твои мучения.

— Прощай, Лана, не мучай меня больше… — прошептал Бульдог, обливаясь слезами.

— Прощай, Макс, — рыдала я.

— Не смей плакать, а ну-ка, улыбнись. Ты же умеешь так красиво улыбаться. Подари мне свою улыбку.

Я улыбнулась, поцеловала Бульдога в лоб, открыла заглушку и вставила иглу.

— Спасибо, Лана. Спасибо, родная, — прошептал Бульдог и широко улыбнулся.

Правда, улыбку его я видела словно в тумане, так как слезы не давали мне возможности что-либо разглядеть.

Когда лекарство пошло по вене, Бульдог закрыл глаза и тяжело задышал. Введя все до капельки, я вынула шприц и взяла Бульдога за руку. Рука была теплой.

— Макс, ты где? Где ты?.. — шептала я. — Ты уже там или еще здесь, со мной?

Ответа не последовало. Я упала на пол и стала биться в истерике. Затем вновь потрясла Бульдога за плечи.

— Макс, ты ее видел? Она и вправду красивая?

Взяв Макса за руку, я издала пронзительный, душераздирающий крик — рука была безжизненной…

Глава 19

Сколько времени я просидела рядом с Максом, не знаю. В палату заглянула медсестра и побежала за врачом.

Врач принес мне свои соболезнования и сказал, что, судя по всему, у Бульдога случился инфаркт. Когда в палате появился Жорик, я молча сидела в углу, рассматривая Максов браслет, плохо соображая, что происходит вокруг.

— Чупа, может, позвонить Гарику? — испуганно спросил Жорик.

— Звони куда хочешь, а я должна похоронить Бульдога. Мы устроим пышные и достойные похороны. Скажи врачам, что я не разрешу делать никакого вскрытия. Бульдог и так слишком устал, незачем его больше беспокоить.

Жорик вышел из палаты, а я вновь осталась наедине с Максом. Сев на кровать, расстегнула пуговицы на его нелепой больничной пижаме и положила голову на широкую волосатую грудь.

— Ты только дождись меня, Макс, только дождись. Я же пообещала тебе, что недолго. Я мигом — и сразу к тебе. Мне по хрену, где ты — в аду или раю. Я разгоню всех чертей и все равно тебя найду! Ты же знаешь, что для меня нет ничего невозможного. Ты только дождись…

Примерно через час в палате появились запыхавшиеся Юлька и Гарик. Они подошли к Бульдогу и по очереди поцеловали его в лоб.

Юлька обняла меня за плечи и тихо прошептала:

— Мне очень жаль, что так вышло. Знаешь, хотя, с другой стороны, может, так и лучше. По крайней мере, он перестал мучиться.

— Я сделала, что он хотел. Я избавила его от мучений.

— Что именно ты сделала?

— Я вколола ему смертельный препарат…

С похоронами Бульдога тянуть не стали. Похоронили его на следующий день. Сделать вскрытие я не позволила, не желая беспокоить своего любимого еще раз. Юлька с Гариком были моей единственной поддержкой все эти дни. Они помогли мне перенести это жестокое горе и хоть как-то смягчили боль утраты. Самой большой радостью для меня был Максов браслет. Я любила рассматривать его с утра до вечера — какое счастье, что у меня сохранилась такая память о бесконечно дорогом человеке…

В один из вечеров Юлька разожгла камин, и мы стали лениво потягивать мартини, любуясь на огонь. Я крутила браслет, вспоминая о тех незабываемых временах, когда мы были с Максом.

— Интересно, как он там? — спросила я у Юльки.

— Лучше, чем здесь, — попыталась успокоить меня она.

— А он обо мне вспоминает?

— Конечно. Тебя невозможно забыть.

Я сделала глоток мартини и улыбнулась.

Неожиданно в глазах потемнело, сильно закружилась голова. Я посмотрела на Юльку. Она поставила свой стакан и стала растирать виски.

— Что-то жарко.

— И мне как-то душно. — Я скинула халат, оставшись в легкой ночнушке.

— Может, мы камин слишком сильно разожгли?

— Как всегда. Просто состояние какое-то гадкое, — простонала я и посмотрела на Юльку.