Новый вопль Манушьи-Ракшаси сдвинул примарха на шаг, кусок палубы рассыпался у него под ногами. Жестокий прямой выпад сжатой клешней угодил ему в подбородок и отбросил еще дальше.
—
Мгновенно ответив, примарх отбил меч демоницы и направил тальвар ей выше живота. Клинок ударил верно, разорвав бок существа. Попав на всполох расщепляющего поля, струя ихора воспламенилась и окатила врагов дрожащим жидким огнем.
— Все
Тварь замахнулась когтями, но Хан смел их в сторону. Он рубанул по бедру ближней к нему ноги, и затрепетавшие мышцы легко разошлись под саблей. Ударив вдоль грудной клетки чудовища, Джагатай рассек костяную клешню.
—
Выбросив вперед копыто, Манушья-Ракшаси расколола доспех на боку примарха. Выбитый из стойки, Каган не упал, но проехал по полу. Презрительно взревев, демоница опустила пылающий меч. Смертоносное лезвие прожгло измученный воздух, по-змеиному шипя от колдовских чар.
Парируя, Хан поднял саблю, и два клинка столкнулись вновь. С оглушительным лязгом и яркой вспышкой света тальвар разлетелся на куски. Взмахнув клешней, тварь с грохотом отбросила примарха на пустой командный трон.
Арвида, застывший в глубинах предвидения, остался один и без защиты. Каган вскочил на ноги и бросился наперерез Манушье-Ракшаси, которая метнулась к чернокнижнику, вытянув когти, с жаждой убийства в сузившихся глазах. Безоружный Джагатай прыгнул на нее, метя в глотку.
Демоница отреагировала слишком поздно. Хан схватил тварь за шею, сдавил сиреневую плоть и по инерции увлек врага прочь от Ревюэля. Примарх сомкнул латные перчатки, вонзая пальцы в тугую кожу создания.
Манушья-Ракшаси, застигнутая врасплох свирепой атакой, потеряла равновесие и рухнула навзничь. Каган повалился сверху, не выпуская ее горло. Чудовище выгнулось дугой, пытаясь сбросить его, но Джагатай, собрав все генетически дарованные ему силы, сжал руки. С треском сломались кости, сотканные варпом, смялись многочисленные извилистые трахеи.
Задыхаясь, демоница забилась яростнее. Ее меч рассек броню примарха на спине, оторвал и сбросил несколько пластин. Ее когти впились Хану в бок, пронзили мускулы в местах, не защищенных доспехом. Громадная тварь изгибалась, будто змея, стараясь скинуть мучителя, но Каган все сильнее вжимал пальцы ей в глотку и разрывал сухожилия.
— Ты
Манушья-Ракшаси вызывающе плюнула в него, но в слюне уже мелькал ихор, а ее глаза помутнели. Израненное тело демоницы вздрогнуло, и когтистые лапы безвольно упали.
— Посмотри на меня, якша, — сказал Хан, — и узри своего убийцу.
Сделав последний, вымученный вздох, тварь со злобой и ужасом взглянула на Джагатая. Примарх разжал руки и вырвал длинный меч из ослабевшей хватки чудовища. Держа клинок в обеих латных перчатках, Каган развернулся, занес оружие и вонзил его в грудь врага. Манушья-Ракшаси завопила, приколотая к полу горящим мечом. Хан вырвал клинок и глубоко вбил перчатку в зияющую рану меж ребер.
—
Белые Шрамы на мостике, как и их враги, услышали победный клич своего господина. Все увидели еще стучащее сердце Хранителя Секретов в латнице Кагана. Воины вскинулись, продолжая биться, вонзать клинки и крепко сжимать кулаки.
—
Тогда примарх отбросил демоническое сердце, подобрал обломок тальвара, по-прежнему искрящий энергией, и вновь зашагал в гущу битвы. Бойцы кэшика, построившись вокруг него, разили всех на своем пути. Грозовые пророки возобновили атаку, разрывая на части сами стихии и направляя их в наступающие ряды нерожденных. Грохотали болтеры, гремели боевые кличи, а орды преисподней визжали от ненависти и отчаяния.
Посреди схватки стоял на коленях чернокнижник Арвида — нетронутый, невредимый, ведущий их вперед.
За обшивкой корабля неслась вселенная, все быстрее, все дальше.
— Держаться! — рычал Хан.
Твари вопили. Белые Шрамы давали им отпор, непокорные, несгибаемые.
—
Глава двадцать седьмая
По мощному грохоту последнего лэнс-удара Мортарион понял, что щиты «Бури мечей» наконец упали, на этот раз по-настоящему, и он может телепортироваться обратно.
Примарх взглянул на лежащих вокруг мертвецов, срубленных ударами кос, на кровь, что растекалась и собиралась в лужи по всей палубе. Все убитые стремились атаковать его, чуть ли не бросались на клинок, сражались так же свирепо и умело, как воины любого легиона, но было в них и что-то еще. Некая одержимость.