Их хан, Торгун, тоже лежал на полу со сломанным хребтом. Прикончить его оказалось непросто — он не был проворным, как братья, но превосходил их в стойкости. В конце боя взмах Безмолвия сорвал с него шлем, и Мортарион увидел лицо хана: окровавленное, тронутое смертью, но с горящими от радости глазами.
Потом он умер, как и много тысяч других, разрубленный на куски, втоптанный в металл.
—
Мортарион отстраненно кивнул. Схватка обернулась изматывающей, механической резней, которая не утешила его после потери главной добычи. Даже в победе ощущался заметный привкус унижения.
На палубу обрушились лучи эфирного света, и примарха вновь пробрал холод бездны. Когда дымка рассеялась, он обнаружил себя на мостике «Стойкости», в окружении бойцов Савана с изморозью на доспехах.
Навстречу ему поднялся Калгаро. За спиной магистра осад стояли рядами прислужники Четырнадцатого легиона, офицеры и матросы из экипажа. Еще дальше, в стороне от остальных, располагалась небольшая группа воинов в золотом и фиолетовом. Во главе свиты держался первый лорд-командующий, который поклонился ему.
— Мой господин, простите за своеволие, — начал Эйдолон, — но, как вы видите, битва окончена. Я желал убедиться, что вы вернулись к нам.
Позади него, в иллюминаторах реального обзора, пылающие корабли подсвечивали пустоту красным. «Буря мечей» утратила балансировку, сотрясаемая взрывами, ее громадное тело изнутри озаряли пожары. Медленно переворачиваясь, она уходила из плоскости боя, роняя обугленные антенны и шпили с истерзанного корпуса. Флагман слишком пострадал, не было смысла его захватывать.
На дальнем фланге катастрофического сражения виднелись только разбитые, тлеющие остовы кораблей Белых Шрамов — уцелевшая часть флота отступила внутрь разлома. В погоню не могли пуститься ни его армада, ни звездолеты Эйдолона, поскольку брешь закрылась.
— Что Хан? — мрачно спросил Мортарион, как будто для простой формальности; барбарусец знал, что Джагатай ушел, вырвался из когтей, готовых сомкнуться у него на шее.
— Скрылся, мой господин, — ответил Эйдолон. — Не ведайте сомнений — победа за вами. Он бежал от вас, но варп не будет милосерден к нему.
— Победа?! — заорал примарх, резко повернувшись к лорду-командующему. Из древней дыхательной маски полетели капельки желчи. —
Снаружи, в пустоте, боевые корабли Третьего и Четырнадцатого легионов полностью остановились. Их экипажи окунали громадные пушки в дымящиеся чаны с охладителями, отключали перегретые плазменные двигатели во избежание расплавления. Поодаль мерцали последние отблески пустотного сражения — там еще сопротивлялись окруженные космолеты Пятого, не успевшие пройти в варп-разлом. Шла охота за «языками», хотя нужда в них по большому счету исчезла.
Мортарион зашагал обратно к трону, напряженно обдумывая положение.
Еще одна неудача, еще одно пятно на репутации. Когда он вернется к Хорусу и братьям-примархам, на нем будет лежать груз позора — тяжелый, как и всегда.
Калгаро ждал с обычным спокойствием и молчал, пока к нему не обращались. Его подчиненные оставались на боевых постах, неизменно угрюмые и безмолвные. Все они хотели услышать приказ. Оглядев их выжидающие лица, Мортарион почувствовал, как внутри него пробуждается некое омерзение. Он убивал, но этого было мало. Он преследовал врага, гнал сыновей через пустоту, вдаль от славных битв, но этого было мало.
Глубоко внизу, запертый и скованный, бился в цепях искаженный монстр — Грульгор. В покоях примарха тихо гнили непрочитанные колдовские тома. Псайкеры, по-прежнему обитавшие на всех кораблях его флота, пока что сдерживали себя, но заклинания готовы были слететь у них с языка.
Мортарион вспомнил слова Эйдолона: «Вам не удастся вечно отвергать богов. Вы можете возводить стены, отдавать приказы, но не загоните обратно то, что было освобождено».
— Заканчивайте все текущие дела, — наконец проворчал худощавый примарх, опускаясь на трон. — И быстро. Потом переходим в варп.
Он снова воззрился на лорда-командующего:
— Ты неплохо справился с поисками моего брата. Во второй раз получится?
— Боюсь, Хан уже недоступен для нас, господин, — как будто с неуверенностью ответил Эйдолон.
— Тогда поищем другого. Если дам тебе имя, твое искусство сработает?
— Это будет зависеть от имени.
— Тот, кого я хочу усмирить, перед тем как отправиться к Тронному миру.
Лорд-командующий явно удивился.
— Хотелось бы большей определенности.
Тогда Мортарион снова подумал о Грульгоре. Представил, как чудовище мерзко вздыхает в камере, гнилой от трюмных вод. На Молехе оно было оружием, ровнявшим с землей города.
Оно было поганым отродьем. Следует искать лучший путь.