Мы просидели так практически всю ночь, не обмолвились и словом, думая каждый о своем. Пребывая в ночной тишине, окруженный звездами, я размышлял о том, каким чудом была наша жизнь, которая по каким-то причинам случилась здесь и сейчас, на Земле, на крошечной планете, которую даже не видно с расстояния Солнца, не говоря уже о ее микроскопическом размере по сравнению с нашей галактикой, диаметр ее составляет расстояние в сто тысяч световых лет! И вот в этом невообразимом скоплении звезд, разделенных друг с другом астрономической бездной, плыл островок космической пыли, на которой цвела разумная жизнь. Ею были мы…
Я перевел взгляд на огонь, который казался мне ночным солнцем. Начало светать. Это был самый красивый рассвет в моей жизни. В первых лучах солнца я ощутил невыразимую радость. Тогда я понял, почему индейские хижины всегда стоят дверями на восток: с новым днем индейцы встречают новую жизнь.
Утром, когда вернулись в дом, мы зашли в мастерскую, где основатели пейотной церкви умело делали глиняную посуду – чашки, тарелки, кувшины, на которых отображали свои пейотные видения. Это бизнес, дающий средства к существованию. Они объяснили, что такая деятельность позволяет им брать за прогулки с Духом умеренную плату. Я рассказал, что у меня был какой-то непреодолимый страх, который не позволил мне окунуться глубже. Мэтью улыбнулся и пояснил, что страх отступит в свое время. Весь день мы отдыхали, отсыпались и на следующее утро, попрощавшись, уехали с чувствами теплоты и легкости. По дороге мы делились пережитым. Прибыв в Финикс, сдали машину, сели в самолет и улетели домой, в Калифорнию.
После возвращения во мне сохранялась уверенность, что я вышел на правильных людей, но ощущение какой-то незавершенности не давало покоя. Тогда я вспомнил слова Ховарда. Он предупреждал о мучительном чувстве, которое преследует на пути человека, поддавшемуся страху. Теперь его слова звучали по-другому. Размышляя о пейотной ночи, я начинал чувствовать, что моя поездка была скорее для друга, чем для меня самого, ведь его ночь была незабываемой. Он осознал какие-то важные для себя вещи и теперь, по его словам, жить, как раньше, уже не мог. Больше всего его поразила та неописуемая простота бытия, то присутствие в моменте, о которых написано столько книг, но напечатанные слова – одно, а собственный опыт – совсем другое. Еще к нему пришло новое понимание библейских сюжетов, и он с удовольствием делился своими мыслями по этому поводу. В общем, мы решили поехать туда еще раз через несколько месяцев.
Наш второй приезд в Аризону был уже другим. Отношения с людьми и Пейотом были ближе. Мы пили на том же месте, где и в первый раз. Ночь выдалась холодной, костер согревал тело, а Пейот – душу. В этот раз мы много говорили обо всем. Я рассказывал о своих поездках в Перу, по-новому осмысливая все в свете Пейота. В процессе я ощутил, что половина моего сердца осталась там. Чувство, спутать которое с чем-то другим было невозможно. Помню, как в один из промежутков, наполненных молчанием и раздумьем, я совсем по-другому услышал слова из песни «DeadcanDance». Я не знаю, сколько раз я уже их слышал до этого, но сейчас, как мне показалось, они прозвучали на всю пустыню. Слова о следовании своему сердцу. Как тяжело передать эти чувства!
К тому времени исполнился год, как я покинул секту, с которой мой друг еще был связан. Я рассказал ему, как трудно мне было уйти и остаться в одиночестве на чужбине, еще о том, как в Перу, окруженный бесконечными джунглями, по ночам меня рвало «годами», проведенными в секте. В процессе нашего общения многое прояснялось: чем больше я изливал душу, тем лучше сам ее понимал.
Мой друг делился со мной своими открытиями, которые поражали его своей простотой. Говорил, что истина слишком проста, поэтому ее не замечает усложненный западный ум.
Вспомнил слова Конфуция, который говорил, что люди ищут истину слишком далеко от себя, когда она на самом деле рядом.
Ночь была сказочной. Звездное небо нависало над нами. Мы говорили о разном, тем временем наблюдая за танцующей звездой, которая, казалось, была ночной радугой. Наш второй приезд проник в наши сердца еще глубже. Мой друг благодарил меня, и я был признателен судьбе.
Какое-то время спустя я снова отправился в Перу, чтобы работать с Сан-Педро, который продолжал меня удивлять новыми глубинами понимания, в которую он погружал меня при каждой новой встрече. Все это вызывало невыразимую благодарность и сильное желание правильно жить, ибо таким ощущался наш долг перед жизнью.
Когда я вернулся из Перу, мне понадобилось еще несколько месяцев, чтобы переварить все, что там было пережито и понято. После этого я решил снова навестить Аризону.
Спасительный огонь аризонского костра
Был конец сентября 2007 года, когда в третий раз мы с приятелем поехали в Аризону, взяв с собой еще троих друзей-сектантов.