Слова учителя попали в цель, оживив чувство вины, которое Бейн старался задавить по пути сюда. Кордис молчал, ожидая его реакции. Надо было что-то сказать. Но единственным ответом, который пришел в голову, был вопрос, мучивший Бейна в предрассветные часы:
— Кас'им знал, что происходит. Он все видел. Почему же он не остановил меня?
— В самом деле, почему? — невозмутимо отозвался Кордис. — Повелитель Кас'им хотел посмотреть, что будет дальше. Он хотел видеть, как ты поведешь себя в этой ситуации. Каким ты окажешься: милосердным или… сильным.
И Бейн вдруг осознал, что в покои учителя его вызвали не для наказания.
— Я… я не понимаю. Я думал, убивать других учеников запрещено.
Кордис кивнул:
— Нельзя, чтобы ученики нападали друг на друга в коридорах Академии. Мы хотим, чтобы ваша ненависть была нацелена на джедаев, а не на подобных себе. — Эти слова повторяли спор, который Бейн вел сам с собой всего несколько минут назад. Но того, что прозвучало дальше, он никак не ожидал услышать. — Несмотря на это, смерть Фохарга может оказаться не особо значимой потерей, если она поможет полностью раскрыть твой потенциал. Для тех, в ком темная сторона проявлена особенно мощно, возможны исключения.
— Для таких, как Сирак? — Только когда слова сорвались у Бейна с языка, он понял, что именно сказал.
К счастью, повелителя Кордиса его вопрос скорее позабавил, чем разгневал.
— Сирак понимает, в чем могущество тьмы, — улыбнулся учитель. — Страсть питает темную сторону.
— Покой — это ложь, есть только страсть, — заученно пробормотал Бейн. — Страсть придает силы.
— Совершенно верно. — Кордис, похоже, был доволен, хотя кем — учеником или самим собой, — сказать было трудно. — Сила дарует могущество, могущество приносит победу.
— Победа сорвет с меня оковы, — послушно закончил Бейн.
— Пойми значение этих слов, осознай всем сердцем — и твои возможности станут безграничны!
Кордис махнул рукой, отпуская ученика, и снова уселся на коврик. Бейн направился к выходу, но у двери замедлил шаг и обернулся.
— Кто такой сит'ари? — выпалил он.
Кордис склонил голову набок.
— Откуда тебе известно это слово? — строго спросил он.
— Я… я слышал его от других учеников. Когда они говорили о Сираке. Мол, он и есть сит'ари.
— О сит'ари сказано в некоторых древних текстах, — медленно ответил Кордис, указав украшенной кольцами ладонью на книги, разбросанные по комнате. — Там говорится, что однажды нас возглавит совершенный воин, который станет воплощением самой темной стороны и наших идеалов.
— И этот совершенный воин — Сирак?
Кордис пожал плечами:
— Сирак — самый сильный ученик в Академии. На данный момент. Возможно, со временем он превзойдет и Кас'има, и меня, и всех остальных владык. Возможно, и нет. — Кордис замолчал. — Многие мастера не верят в легенду о сит'ари, — продолжил он мгновение спустя. — Повелитель Каан, к примеру, считает ее выдумкой. Она противоречит философии, которая лежит в основе Братства Тьмы.
— А вы, учитель? Вы верите в легенду?
Кордис задумался. Размышлял он, казалось, целую вечность.
— Опасный вопрос, — произнес наконец темный повелитель. — Но если сит'ари — не просто легенда, то он не родится в готовом виде как воплощение нашего учения. Чтобы достичь такого совершенства, ему — или ей — придется пройти через горнило битв и испытаний. Некоторые скажут, что подобное обучение и является целью нашей Академии. На это я могу возразить: мы готовим учеников для того, чтобы они стали владыками ситхов и могли сражаться бок о бок с Кааном и остальными братьями.
Поняв, что лучшего ответа не добьется, Бейн поклонился и вышел. Его освободили от наказания, помиловали ради его могущества и потенциала. Следовало бы радоваться, торжествовать. Но почему-то, поднимаясь на крышу к другим ученикам, Бейн думал только о липком бульканье, которое вырывалось из горла умирающего Фохарга.
Той ночью, уединившись в своей комнате, Бейн попытался разобраться в произошедшем. Он искал глубинный смысл в словах учителя. Кордис сказал, что эмоции — гнев, ненависть — придали ему сил, которые помогли победить Фохарга. И что страсть питает темную сторону. Бейн по своему опыту знал, что это правда.
Но он не мог избавиться от ощущения, что это хотя и правда, но не вся. Молодой ученик не считал себя жестоким. И каким-то садистом тоже. Как же тогда объяснить то, что он сделал с беспомощным макуртом? Случившееся напоминало убийство или казнь… и признать это было нелегко.
На руках Бейна было немало крови: он прикончил сотни солдат Республики, если не тысячи. Но то было на войне. А мичмана на Апатросе он зарезал, защищаясь. Убивать приходилось для того, чтобы не быть убитым самому, и он ни разу не пожалел о содеянном. До вчерашнего случая.